Лейф Пандуро - Датчанин Ферн

Снова набираю номер, но она, видно, выключила телефон. Какие-то странные гудки раздаются в трубке.

Мартин Ферн захотел покопаться в своем прошлом. Теперь это прошлое обступило меня и ждет от меня решения. А я не хочу ничего решать.

Прекрасная ночь. На северо-востоке уже занимается заря. Три часа. На горизонте вырисовывается лес. Впереди расстилается бледновато-серое озеро. В камыше плещется рыба — от нее по воде расплываются круги. Откуда-то долетает щелканье дрозда. Над озером пролетают утки. На воде пятнами темнеют островки.

Вылезаю в окно. Спускаюсь вниз по фасаду, цепляясь за плющ. Пока что все идет великолепно. Мартин Ферн — замечательный спортсмен. Прогуливаюсь по парку. Звезды уже бледнеют. По небу расплескивается солнечный свет. Иду к причалу. На воде с тихим хлюпаньем покачивается лодка. Прохладно. Подойдя к самому краю причала, ложусь на спину. Лежу, уставившись в оранжевое небо.

Что происходит с Мартином Ферном? Какой-то червячок поселился у него в мозгу. К югу небо желтое, зеленовато-синее. Бледный серп луны повис надо мной. Лишь одинокое щелканье дрозда нарушает тишину.

Что такое с этим Мартином Ферном? Утверждают, что он болен. Он нисколько но ощущает себя Мартином Ферном. В утренней тишине четко различаются звуки. Мерное хлюпанье волн о лодку. Щелканье дрозда. Звуки отвлекают от мыслей.

Где-то за горизонтом начинается Мартин Ферн. Один пустяк породил другой. И однажды Мартин Ферн сел в свою машину, умчался, не разбирая дороги, и врезался в дерево. И умер. И превратился в труп, который я вынужден повсюду таскать за собою. Но нельзя же оставлять труп непогребенным. Он разложится, от него пойдет запах. Нет уж, прошу! Этот труп — твой труп, приятель.

Под мостками лениво плещется вода. Я засыпаю.

Вверху — небо. Ровная синева. Внизу — я. Ломит поясницу. Голос вклинился между мной и небом. Гудит и гудит. Закрыв глаза, прислушиваюсь. Голос негодует и монотонно твердит одно: стыдно Мартину Ферну ночевать на мостках.

Это голос доктора Эббесена. Скрипучий голос. Он заглушает крики чаек. Сейчас семь утра. Ветер тихо колышет верхушки деревьев.

В половине четвертого санаторий узнал об исчезновении Мартина Ферна. Поднялась невообразимая суматоха. Оказывается, Лиза Карлсен зашла в комнату Мартина Ферна проверить, уснул ли он. Но обнаружила, что кровать пуста, окно же раскрыто настежь. Господин Ферн исчез. Спустился вниз по стене, увитой плющом. По мнению доктора Эббесена — рискованная затея.

Приподнимаюсь, сажусь. Эббесен все гудит и гудит. На берегу два санитара. Крепкие низкорослые парни. Они стоят, скрестив на груди руки. Пристально глядят на меня.

Доктор Эббесен говорит, что мне надо лечь в постель. А потом мне дадут лекарство. Для него ясно, что я не в себе.

— Да, не в себе!

Потягиваюсь. От жестких досок сильно ноет спина. Наверно, уже много лет Мартин Ферн не почивал на столь неудобном ложе.

— А я думал сегодня махнуть в Копенгаген! — позевывая, сообщаю я.

Об атом не может быть и речи, говорит доктор Эббесен. Он весьма сожалеет, но тут он вынужден вмешаться.

Совершенно ясно, что мне никуда ехать нельзя.

— Не забывайте: вы больной человек!

— Неправда!

Он не слушает меня. Говорит, что я выздоровлю лишь при одном условии: если осознаю, что болен.

— А я не хочу! — заявляю я.

Он делает неприметный знак санитарам. Оба тотчас устремляются ко мне. Я соскакиваю в лодку, отвязываю канат. Отталкиваюсь от мостков.

— Бросьте господин Ферн! Все равно вы от нас не уйдете!

Лодка скользит по водной глади. Вся компания столпилась у края причала. Стоят, переговариваются. Тычут пальцами туда-сюда. Затем возвращаются в белый дворец. В парке снова ожили силуэты минувшего века. Живописные группы на солнце. На дорожках угловатые тени.

Лодка быстро скользит по озеру. Ветер дует с большой силой. Ветер — союзник. Я гребу ровно, но сильно. Санаторий отступает вдаль. Белый дворец. Широкие аллеи. Ярко-красная крыша амбара. Быстрые всплески весел. Скрип уключин. Бег воды под форштевнем.

Как мне все-таки быть с Мартином Ферном? Вот мы с ним на озере без названия, на полпути между его прошлой и моей настоящей жизнью. А он уже недоволен. Похоже, что он не прочь вернуться назад. Там, в санатории, нам ведь совсем неплохо. Заботятся там о нас, кормят, лечат, хотят, чтобы мы выздоровели.

Медленно подплывает берег. Густой ельник, пониже — орешник. Заросли камыша. Снимаю ботинки, носки, бреду к берегу. Прячу лодку в камышах. Иду по хлюпающей траве к ельнику.