Лейф Пандуро - Лучший из миров

Лейф Пандуро

ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ

Перевел П. Байцуров

(С датского)

Когда Хенрик Петерсен был мальчиком, он жил в Нёрребру. Он жил с папой и мамой и сестричкой Софи в квартире на улице Мимеш, второй этаж, налево. Внизу при входе висит доска, на которой написано, что здесь жил Хенрик Петерсен.

Семья носила фамилию Петерсен во многих поколениях, и они были этим очень довольны.

- Хенрик Петерсен - это очень хорошее датское имя! - чистосердечно сказал приходский священник, когда крестил Хенрика. И вот Хенрик вырос и стал настоящим датским мальчиком, с круглой головой, маленькими глазками и большими красными ушами. При взгляде на него никто ничуть не сомневался, что это типичный датский мальчик.

Позже, когда мать Хенрика думала о своем сыне, она говорила, что священник долго и задумчиво смотрел на его большую круглую голову. Она рассказывала подругам, что он похлопал Хенрика по голове несколько раз, и в ризнице, продолжала она, он сказал ей, что она несомненно должна быть счастлива, ибо у нее такой здоровый сын с такой большой головой.

И каждый раз, когда она читала воскресную проповедь священника в приходском листке, она думала о своем сыне и чувствовала, что должна быть доброй к нему. Но, к сожалению, приходский листок перестал выходить той осенью, когда Хенрику исполнилось пять лет.

А в общем, ему было хорошо на улице Мимеш, второй этаж, налево. Более того, как он позже сказал репортерам из газет, которые пришли для разговора к нему, у него было бедное, но счастливое детство, и нечего стыдиться этого, так сказал он.

Разумеется, в детстве он не всегда был счастлив до конца, но это он забыл мало-помалу. Все выглядело бы не так хорошо, если бы в газетах написали, что у Хенрика Петерсена было несчастливое детство. Но, вообще говоря, надо знать, что говорить репортерам. Ведь гораздо проще, если у тебя было счастливое детство. Это избавляет от хлопот.

Между тем, Хенрик Петерсен не всегда был так уж счастлив, как ему бы хотелось.

Взять, например, его сестричку Софи. У нее были большие голубые глаза. Если бы не она, он был бы очень счастлив - в этом он был убежден. Но она всегда так странно смотрела на него своими голубыми глазами и звала его поиграть с газовой зажигалкой, или выпустить канарейку из клетки, или поиграть в доктора, и так далее. Когда он слышал об этом, у него страшно краснела голова, он заикался и начинал икать, но она продолжала так странно смотреть на него, что он не знал, что ему делать.

Под конец она всегда говорила: "Ты - противный маменькин сынок и головастик!"

И несмотря на то, что он много раз терпеливо объяснял ей, что он вынужден иметь такую большую круглую голову, потому что у него именно такая большая круглая голова, она продолжала называть его головастиком. Она стояла и так непонятно смотрела и тихо говорила: "Головастик, головастик, головастик!" И в конце концов у него так краснела голова, что в комнате становилось совсем тепло. А она все повторяла. Когда же он пускал в ход кулаки, она громко кричала, и приходила мама.

К этому времени многое изменилось. Во-первых, приходский листок перестал выходить, во-вторых, священник умер, а в-третьих, на их улице пошли трамваи. В общем, произошло много нового. Мать Хенрика тоже отчасти изменилась. Она не хотела и слушать, что сказал Хенрик, нет, она сама все знала, хотя ее здесь совсем и не было. Софи всхлипывала и указывала на Хенрика, и мать Хенрика ни секунды не сомневалась, что он вел себя очень плохо.

- Сейчас же перестань бить Софи, - говорила она, - ты уже большой мальчик!

И Софи получала шоколадную лягушку с кремом, а Хенрик - шлепок поварешкой, и его отправляли в кровать, где он лежал и раздумывал над тем, что бы он сделал, если бы у него были сверхъестественные способности.

Потом приходила мама, садилась возле него и долго, очень долго говорила с ним. Она говорила, что очень огорчена и ей стыдно за него. И она это не заслужила (так ей казалось), потому что она много и усердно работает, варит овощи и все делает по дому. А теперь ей надо идти на кухню и готовить обед, и ей кажется, он полежит и все хорошо обдумает.

Потом она вытирала руки передником и шла на кухню и варила цветную капусту, и белокочанную капусту, и кудрявую капусту, потому что все умела делать.

А Хенрик лежал в своей кроватке: ему было нехорошо при мысли, что, если бы у него были сверхъестественные способности, он бы смог заставить свою сестричку исчезнуть. Потом снова приходила мама, на этот раз с каким-нибудь лакомством, с кусочком морковки, или вареного яблока, и Хенрик полностью раскаивался. Он громко всхлипывал, и тогда мама говорила, что на этот раз прощает его и папе ничего не скажет. И Хенрик был очень рад, потому что очень любил своего отца.