Торгни Линдгрен: Легенды

Но голубка была тяжела как прежде, изнемогая от страха и ужаса, она, однако, лежала в своей чаше на диво спокойно.

И сокол сказал:

— Нет, Будда, ты слишком жаден, труслив и расчетлив, тебе никогда не спасти мою маленькую голубку!

Он так и сказал: мою маленькую голубку!

Будда промолчал в ответ: язык он уже отдал.

Медленно, мучительно, позвонок за позвонком, осел он на землю, потом повалился вперед и встал на четвереньки, обнаженные кости ходили ходуном, и из последних сил, которых уже не было, да-да, бессилием, оставленным на долю тех, кто уже не здесь, Будда пополз вперед, камешки забивались в голые коленные чашечки, нагие фаланги пальцев ввинчивались в песок, он извивался как ящерица, которая сбросила не только кожу, но и мышцы.

Но глаза Будда сохранил, одни только глаза, и ими он неотрывно смотрел на голубку.

Наконец он добрался до весов и прыгнул, бросил на чашу все, что от него осталось, свою оголившуюся суть, в этом прыжке были невыразимая боль, но и ничем не отягощенная легкость, невесомость, какая возможна лишь у полностью очистившегося, освободившегося от плоти существа, и повалился на кучу собственного мяса.

И тут голубка поплыла вверх.

Перевод Ольги Дробот