— Тебе надо заняться сырьем. Торговлей каким-нибудь ценным сырьем. Нищенство! Это ниже твоего достоинства, — сказал однажды Финценс.
— Сырье? Как прикажешь тебя понимать? Мне что, нефтяные скважины бурить? Или уголь вырубать? Может, на золотые прииски податься? Или алмазов в горах поискать? Никакого сырья в наши дни уже не осталось. Настоящего сырья. Все разработано и переработано. Сырье уже не добывают, не ищут, а производят на фабриках. Ладно, шут с ним с сырьем, я не сумасшедший, чтобы связываться с такими вещами. И не президент, который говорит, привет вам, сограждане, я начинаю войну, потому что кое-кто плохо со мной обошелся. Нет уж, уволь, слишком хлопотно все это.
— Я имел в виду сырье попроще, — ответил Финценс. — Что-нибудь человеческое. Что-нибудь такое, чтобы в нем сочеталось прекрасное с полезным.
— Прекрасное с полезным… Ты утопист. Прекрасное потому и прекрасно, что оно бесполезно, вообще излишне.
— Еда — вот тебе прекрасное с полезным. Выпивка.
— Она не в том смысле прекрасна, как я это понимаю.
— Тогда не имею понятия о твоем прекрасном.
Открытый сравнительно недавно кустарник, произрастающий в Западной Африке. Научное название вида происходит от латинского слова, обозначающего дополнительные листья, на которых скапливается дождевая вода и детрит. Эта влага дает питание воздушным корням растения.
Многоликий мир раскрывается перед ним. Другие люди в поисках душевного покоя отправляются в лес, а он вот странствует в зарослях и джунглях вешалок для одежды. Шарфы мягко и нежно обвивают его шею, на плечи ложатся отороченные мехом рукава курток… Потом он торопливо выходит на улицу. Шарахается от детей, вылетающих из-за угла, будто за ними гонятся, — они кажутся ему дикими лисами, куницами или енотами, которых спугнул какой-нибудь непонятный шорох. Как давно он не покупал себе одежду. Переехав жить к Финценсу, он потратился — купил острый нож, огородный, для овощей.
В городе шум, суета, а он бродит по магазинам. Когда входишь в магазин, в дверях тебя обдает горячим ветром пустынь. Фиат прикрывает лицо ладонями, как будто прорывается вперед в противоборстве с самумом, к оазисам — торговым залам с включенными кондиционерами. На ногах у него светлые сандалии, с листочками впереди. Уже сколько раз Финценс насмехался над ним из-за этих сандалий, ну значит, надо купить новые. Лучше когда денег нет, чем когда денег мало. И рынок кто-то должен стимулировать. Продавщицы — девчушки, лет по семнадцать им. Одна такая девочка с темными косичками сказала, сколько ей лет, разоткровенничалась, еле сдерживая смех.
— Если вы хотите приобрести именно эту модель, — сияя улыбкой, говорит она, — я позвоню в наш филиал. Может, знаете? — напротив «Пика и Клоппенбурга», отсюда минут пять пешком.
Он кивает, да, именно эту модель, пусть девушка позвонит.
— К сожалению, вашего размера нет, распродан.
— Жаль.
— Очень вам сочувствую.
— Ничего не поделаешь.
В сияющей улыбке начинает просвечивать капелька досады. Это досада на фирму-производителя, которая не изготовила сандалии именно той модели и того размера, какой необходим клиенту. Девушка желает Фиату самого распрекрасного дня. И он ей — того же. Ну-ну, предполагал ведь, что не найдется его размера. Как же, слишком большой размер… Но тут есть и плюс — можно преспокойно рассматривать и мерить какие угодно туфли и башмаки, гонять продавщиц по магазину в поисках нужной пары сапог, полуботинок, мокасин, кроссовок, футбольных бутсов, и пребывать в спокойствии, ибо вероятность, что его размер найдется, ничтожна. И он с чистой совестью пойдет себе дальше, пусть даже продавщица, та девчушка, ради него полчаса расшибалась в лепешку. И сияющая девочка с косичками никогда не узнает, что в кармане у него нет и ломаного гроша.
Регулярные визиты в универмаги — его страсть, его Монте-Карло. А началось все с того, что как-то раз, примеряя серый плащ, он выудил из его кармана несколько банкнот. Плащ был утепленный, мягкий, на изумительно гладкой шелковой подкладке. Не плащ, а дом родной, — сразу его осенило, как только он просунул руки в рукава. Только попробую, подумал он, почувствую, как приятно носить такой вот плащик, и тут же решил купить и не снимать как можно дольше. А сунув руки в карманы, просто чтобы проверить, каково им там, приятно ли, как и всему телу, вдруг нащупал несколько сложенных бумажек и, еще не достав их, сообразил — деньги! В плаще, руки в карманах, он неторопливо подошел к кассе.
Читать дальше