Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2

— Значит, ты считаешь меня врагом или дураком? — спросил он задумчиво.

— О, Если бы только я…

— Значит, многие?

— Могу отвечать только за себя.

Павлов нажал звонок и попросил предупредить, что намерен пойти в лагерь.

— Сказал ты мне немало. Не часто такое бывает. А за это можно крепко ответить. Ты думал об этом? Ты понимаешь, что ты наговорил?

— Да.

Павлов взял шинель.

— Ну что же, пойдём в лагерь и посмотрим, что там за страсти, которыми ты меня тут корил.

— Позвольте мне не ходить, — настойчиво попросил Игорь.

— Ну, как хочешь. — Павлов вышел.

Всё произошло не так, как представлял себе Краевский. Он ожидал разноса, ругани и немедленного ареста.

Игорь ждал. Никто не заходил в Его кабинет, не звонил. Впервые было так тихо.

Значит, уже похоронили. Игорь подошёл к окну. Проехала подвода с дровами. Где-то на складе разворачивался автомобиль и грузчик кричал: «Вправо крути, вправо!»

От тишины на душе стало Ещё горше. Он посмотрел на часы — уже обед, а Павлов всё Ещё не возвращался. Игорь сел на диван. Донеслись тяжёлые шаги. Он встал и надел шубу.

Павлов вошёл тихо. Вид у него был задумчивый и хмурый. Он грозно пошевелил бровями и, не глядя на Игоря, сказал:

— Чего стоишь? Садись.

— Я жду. — Игорь взял шапку и узелок.

Тот молча прошёл к столу, сел не в кресло, а на стул рядом, опустил голову на руки и долго глядел на Краевского.

— Ты вот что, распорядись выдать все копии твоих приказов. А виноватых будем искать после.

— Больше мне оставаться тут нельзя.

— Глупость, — резко оборвал Его Павлов.

— Я химик. На прииск пришёл по комсомольскому призыву. Не горняк я.

— Будешь работать до выполнения плана по золоту. Раньше закончишь, раньше уйдёшь. — Павлов поднялся и протянул руку. — Работай смело. — И вышел.

Что же произошло? Не знал обстановки? Или заговорила совесть? Так кто же такой Павлов? Игорь разделся и сел в кресло…

Солнечный луч проник в оттаину стекла. Белоглазов, почувствовав Яркий свет, очнулся, открыл глаза. Пахло карболкой и дымом. У дверей коптила плохо закрытая печь. На топчанах лежали люди в одном белье и тихо разговаривали. За фанерной перегородкой кто-то басил:

— Ну что ж. Теперь геолога можно перевозить. Потребуется Ещё длительное лечение и квалифицированный надзор…

«Геолога? Длительное лечение?» — Анатолий напряг память, Из тумана забытья начало всплывать что-то страшное. Он отбросил одеяло, поднял голову. Ноги?

В груди резануло, в голове затрещали сверчки… Превозмогая боль, оглядел ноги. Нет, на месте, только в гипсе. Грудь перебинтована, руки как чужие. Он вздохнул и хотел спросить у соседа по топчану, как он тут оказался. Но стены закачались, перед глазами поплыли жёлтые круги. Белоглазов опустил голову и закрылся одеялом.

— Гляди-ка, наш инженер, кажется, оклемался, — Голос за спиной тихий, доброжелательный.

— Да-а… Собрали парня из кусков. Не наткнись на него тогда эта начальница из санчасти — конец. А она, видать, душевная. Просто повезло ему. Где она раздобыла этого костоправа, как он его…

Замолчали.

В голове Ещё путалось, меркло. Но Анатолий чувствовал, что к нему возвращается сознание. Он попытался вспомнить, что произошло.

…Неожиданно раскрылся скип. Его подхватило, ударило о шпалы, сдавило…

Снова удары в висках и звон. Остался жив, и хорошо. Значит, не следует пока разбираться, как и почему. Боль в голове стала утихать.

Снова разговор, но уже рядом.

— Незакономерности в своём аресте не нахожу. Мы вместе сидели в варшавской тюрьме, вместе нас привезли в Советский Союз. Вместе работали в польском отделе Коминтерна. Вы представляете моё удивление и негодование, когда на очной ставке он подтвердил, что Является капитаном польской контрразведки. Какие же были основания верить мне?

Голос знакомый. Кто же это?

— Получается, вы оправдываете всё?

— Конечно, не всё. Но нельзя же главное смешивать с наносным. Разве направление генеральной линии утеряно? Нет, товарищ. Страна успешно движется к социализму. Конечно, достижения могли быть Ещё значительнее, Если бы не эти помехи…

— Ну, Если уж после всего вы считаете это только помехами… Тогда молчу.

— Видите ли, дорогой мой. Всё это зависит от мировоззрения. Так сказать, от объективной зрелости. Одни рассматривают только своё личное и видят только одну болячку на носу.

— Прекратим, Улановский. Опять поскандалим..!

Да это тот самый из Коминтерна, которым интересовался уполномоченный. Анатолий приподнял уголок одеяла.