В тайниках сердца Френсис страстно надеялась, что рождение детеныша тропи, слишком похожего на человека, поколеблет решимость Дугласа.
И вот новорожденный спал перед ними. С первого взгляда он ничем не отличался от всех прочих новорожденных: так же гримасничал, был такой же краснолицый и сморщенный. Но все его красновато-оранжевое тельце было покрыто тонким и светлым подшерстком, "будто свиной щетинкой", по словам Вилли. У него были четыре чересчур длинные ручки, слишком высоко посаженные оттопыренные уши и голова, как бы сросшаяся с плечами. Грим открыл ему рот и сказал, что челюсть изгибается в виде подковы, более широкой, чем у настоящего детеныша тропи; возможно, надбровная дуга развита не так сильно; череп... впрочем, еще рано судить о черепе. В общем, ничего интересного.
- Вы уверены в этом? - спросил Дуг.
- Да, - ответил Грим. - Это тропи.
Френсис молчала. Вдруг она почувствовала, как две холодные руки обняли ее сзади. Это была Сибила. Она увела Френсис в соседнюю комнату, и они долго просидели там вдвоем. Френсис все время судорожно сжимала руки своей подруги. Обе молчали. Но этот проведенный в молчании час окончательно скрепил их дружбу.
Френсис быстро справилась с минутной слабостью. На следующее утро она сама одела новорожденного - спеленала его, завернула в одеяло, прикрыла чепчиком его крошечный, покрытый пушком череп - и положила на руки Дугласа, словно это был их собственный ребенок.
Спустя час Дуглас звонил у двери церковного дома в Гилдфорде. Пастор открыл не сразу.
- Прошла моя пора вставать до света, - извинился он. - Ужасные головокружения. Мои печень и желудок не ладят между собой. Полная анархия в стареющем государстве... Мне так же трудно убедить их жить в согласии, как и моих прихожан... Прелестное дитя, - сказал он, рассеянно откидывая край одеяльца. - Вы, я полагаю, хотите его окрестить?
- Да, сэр.
- Мы сейчас пройдем в церковь. Крестные, должно быть, уже там?
- Нет, - ответил Дуглас. - Я один.
- Но... - начал пастор, с удивлением взглянув на Дуга.
- Меня принуждают к этому чрезвычайные обстоятельства, сэр.
Пастор отошел к двери.
- А!.. - произнес он, приближаясь к Дугу. - Понимаю, вы предложили свои услуги... Я слушаю вас, сын мой.
- Я только что женился, сэр. А это мой внебрачный ребенок.
Лицо пастора с чисто профессиональным искусством одновременно выразило строгость, понимание и снисходительность.
- Мне хотелось бы, чтобы эта церемония осталась в тайне, - продолжал Дуг.
Пастор закрыл глаза и кивнул головой.
- Говорят, у вас при церкви живет старый садовник с женой?.. Нельзя ли, сэр, попросить их...
Пастор продолжал стоять с закрытыми глазами.
- Очень хотелось, чтобы об этом знали только я и моя жена... Она с исключительным благородством отнеслась к рождению этого ребенка. И мой долг оградить ее от страданий, так сказать, от излишней гласности...
- Хорошо, мы сделаем все, как вы желаете, - ответил пастор. - Прошу вас, подождите минутку.
Вскоре он вернулся в сопровождении престарелой четы - садовника и его супруги. Все вместе они прошли в церковь. Старуха держала ребенка над купелью. Ей очень хотелось сказать Дугу, чтобы доставить ему удовольствие: "Вылитый папочка!" Но, хотя на своем веку она перевидала немало безобразных младенцев, такого, право...
Его записали под именем Джеральд Ральф.
- Рожденный от?..
- Дугласа Темплмора.
- И?..
- У матери нет фамилии. Она туземка из Новой Гвинеи. Ее зовут Дерри.
"Так вот почему он такой..." - подумала старуха.
Склонившись над книгой записей, пастор долго вертел перо в руках; он словно онемел, не зная, на что решиться. На сей раз он не сумел скрыть сурового осуждения, отразившегося на его лице. Наконец он записал в книгу, повторяя вслух каждое слово:
- ...и от женщины... туземки...
Потом попросил расписаться Дугласа, крестного и крестную. И молча закрыл книгу. Дуглас протянул ему пачку банковых билетов:
- На ваши благотворительные дела.
Пастор все так же молча и степенно наклонил голову.
- Теперь мне придется, - начал Дуг, - зарегистрировать его рождение в мэрии. Свидетелей у меня нет. Нельзя ли попросить вас еще...
Старики взглянули на пастора. Видимо, его ответный взгляд не выражал прямого запрещения.
- Что ж, мы согласны... - сказала женщина, и все втроем они вышли. У старухи на языке вертелись десятки вопросов, но она не решалась задать их вслух. Она по-прежнему несла на руках спящего ребенка. И старалась представить, какое лицо будет у этого мальчугана, когда он подрастет. Она уже видела его в public school [закрытая средняя школа для мальчиков (англ.)], видела, как издевается над ним детвора. "Бедный малыш, придется ему горя хлебнуть..."
Читать дальше