— Во всяком случае, — заявил ему Филлипс-Джонс, важно восседавший за своим аккуратно прибранным столом, — вопрос пока что остается открытым.
— Почему? Фэрфакс сказал, что все теперь зависит только от вас. Не будете же вы тянуть эту волынку?
— Боюсь, что придется, — поморщился Филлипс-Джонс.
— Вот как? Чего же вам еще не хватает?
— Вы ничего не желаете понимать, Ройс. Я вижу, что просто бессмысленно объяснять зам, как строится работа в таком учреждении, как наше.
Руперт только вздохнул.
— Начнем с того, что вся наша деятельность носит секретный характер.
— Вы не устаете мне об этом напоминать.
— Но мне приходится напоминать, потому что вы явно не отдаете себе в этом отчета. Неужели вам не ясно, что даже малейшее подозрение делает человека для нас непригодным?
— Подозрение в чем?
— В чем угодно.
— Но в чем меня можно подозревать?
— Ни в чем, конечно, но…
— Военная разведка сняла нелепый запрет, отстранивший меня от работы с секретными материалами, — терпеливо внушал ему Руперт, изо всех сил стараясь быть вежливым. — Значит, и вы должны снять.
— К сожалению, не могу.
— Почему же, черт побери?
— Пока не могу, — твердо произнес Филлипс-Джонс.
Непонятно было, чего он добивается — бережет честь своего сектора? Хочет проявить бдительность? Или внушить Руперту (в соответствии со своими собственными представлениями о долге) более глубокое уважение к военной тайне?
Руперт начал терять терпение:
— В чем же все-таки дело? Если меня ни в чем не подозревают, что же у вас против меня?
— Ну, что ж, придется вам все объяснить начистоту. Вы работаете в моем секторе только благодаря вашему имени и тому, что у вас есть в управлении влиятельные друзья. Вы нам, Ройс, не очень подходите. Мы все здесь — люди с научной подготовкой. Кроме вас, тут нет ни одного служащего без ученой степени.
— Мне казалось, что я с работой справляюсь, — сухо сказал Руперт.
— Не всегда. Практическую работу вы в общем выполняете, но вам известно не хуже, чем мне, что обобщать свои наблюдения вы самостоятельно не умеете.
— Какое это имеет отношение к тому, что мне отказывают в допуске к секретным материалам? — спросил Руперт, желая вернуть разговор к первоначальной теме, чтобы его не загнали в угол.
— Самое прямое. Одно к одному. Для нас все имеет значение, как вы себя ведете, как вы попали в наше управление, как вы работаете! А вы, между прочим, держите себя так, словно весь мир создан только для вас!
— По-моему, этот упрек необоснован, — холодно заметил Руперт.
— Нет уж, позвольте сказать все. Ваша работа…
— Вы раньше не говорили, что недовольны мной.
— Потому что я вас покрывал, как и все остальные. А так как у вас повсюду есть дружки…
— Это наглая ложь! — с возмущением воскликнул Руперт.
— Ложь? — оскорбленно осведомился Филлипс-Джонс. — Вот когда вы сможете сами выполнять теоретическую работу, тогда я позволю вам называть меня лжецом. И когда ваши друзья перестанут вмешиваться в дела моего сектора и хлопотать за вас, а ваша работа будет на том уровне, который требуется здесь. Вот тогда называйте меня лжецом, а до тех пор…
Руперт вскочил со своего места, побелев от злости. Несправедливость этих нападок на самое заветное, что у него было, — на его работу, привела его в ярость. Однако он постарался сохранить самообладание.
— Вы не имеете права так отзываться о моей работе, — начал он, сдерживаясь. — Бы не имеете права говорить, что я плохо работал в Арктике. Впрочем, мне безразлично, что вы говорите…
— Я считаю вашу работу неудовлетворительной! — заорал Филлипс-Джонс.
— Тогда я не вижу смысла в том, чтобы и дальше отягощать вашу нервную систему или эксплуатировать ваше ко мне расположение, — холодно отпарировал Руперт. — Примите мою отставку.
— У вас нет никакой необходимости подавать в отставку.
— Вы меня к этому вынуждаете, — спокойно возразил Руперт. — Зачем ломать комедию?
— Хорошо, не будем ломать комедию. Но если вы согласны прекратить всякие связи с русскими, мы можем пересмотреть это решение.
— У меня нет связей с русскими.
— Полученный вами русский орден — достаточное основание для…
Руперт не мог понять, почему Филлипс-Джонс так уязвлен этой наградой. Злится, что Руперт Ройс может поступать как вздумается и это сходит ему с рук? Руперт не пожелал пойти на уступки и покинул кабинет Филлипс-Джонса, не сказав больше ни слова, хотя ему и горько было бросить дело, которое так много для него значило.
Читать дальше