Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

— Чего на свете не бывает! — отозвался Руперт, и мы вышли с ним на Сент-Джеймс-стрит.

Он молчал всю дорогу, а когда мы вернулись в наш кабинет, он спросил меня, записал ли я разговор. Я утвердительно кивнул.

— Хотя зачем? Рандольф замкнул вокруг нас кольцо. Дальше идти нам некуда.

Мы понимали, что отказ Бендиго означает крах нашего замысла. Глупо было обольщаться: русская нефть не попадет в Англию, условия, поставленные русскими, не могут быть выполнены, судов у нас они не купят, и мы бессильны что-либо тут изменить.

Но мы слишком размахнулись и уже не могли остановиться: события обладают своей инерцией. Главные же события в жизни Руперта только приближались. Нина Водопьянова вернулась после посещения делегацией Бирмингема, позвонила Руперту в его отсутствие и попросила ему передать, чтобы он на следующий день в 10 часов утра непременно зашел в торгпредство.

— Ее просьба может означать и хорошее и плохое, — сказал он. — Зря она меня звать не будет.

— Может, она хочет нам что-то посоветовать?

— Нет, не думаю, — сумрачно произнес он.

Руперт оказался прав. Когда на другое утро он вернулся от Нины, вид у него был совсем больной. Он рассказал, что Нина дожидалась его у подъезда торгпредства в Хайгейте и, хотя на улице моросило, повела его гулять по мокрому парку, где зябли под зимним дождем буки и араукарии.

— У меня, Руперт, неприятности, — сказала она. — Я не хотела вам говорить, но приходится.

— Не укрыться ли нам где-нибудь от дождя? — спросил он. Нина промочила ноги и забрызгала грязью чулки. — Вы же совсем промокнете.

— Неважно, — бросила она нетерпеливо, — я не хочу, чтобы нас видели вместе и слышали наш разговор. Кто-то из англичан…

— Вот до чего дошло! — пошутил он. — Кто же из англичан проявляет к вам такой интерес?

Но она даже не улыбнулась.

— Меня хотят выкрасть, — сказала она, с трудом выговаривая слова.

— Что?

— Понимаете, против меня что-то замышляют… — произнесла она с запинкой. — Мне сообщил об этом один человек.

— Англичанин?

— Да. Он все время пытается ко мне подойти, когда рядом никого нет. В Бирмингеме он меня совсем замучил. Раз даже по телефону…

— Но что он вам сказал? Почему вы решили, что он хочет вас выкрасть?

— Он говорит про вас, Руперт.

Их окатило водой с голых веток вяза; Нина прикрыла голову шарфом, а Руперт отер мокрое лицо носовым платком. И так холоден и бесприютен был зимний парк, и так мрачно у них на душе, что они даже не заметили потока воды, промочившего их насквозь.

— Два раза, когда я ходила покупать чулки и яблоки в Бирмингеме, — рассказывала Нина, — он шел за мной и старался оттереть меня от других прохожих. Он сказал мне по-русски: «Мне надо с вами поговорить, Нина Сергеевна». Знает даже мое отчество. Но это — англичанин. Он сказал, что у вас неприятности с английским МВД и что вам нужна моя помощь. Это правда, Руперт?

— Конечно, это неправда!

— Он мне говорит, что тут все знают про нас с вами и что, когда я уеду в Москву, вас, наверно, арестуют.

— Какая чепуха! — воскликнул Руперт. — Неужели вы ему поверили? Не верьте ни одному его слову, слышите, Нина?

— Да, но это-то он все-таки знает. Знает! — воскликнула она. — Он говорит, что я вам испортила жизнь, что я причиняю вам только неприятности, но могу вам помочь, если объясню каким-то его друзьям, что меня с вами связывает.

— Да не слушайте вы его и не обращайте на него внимания!

— Я и не слушаю его, — возмутилась она, — но он меня преследует.

— В следующий раз позовите полицейского.

— Подумайте, что вы говорите! — воскликнула она по-русски. — Как же я могу это сделать? Ведь он сам вроде полицейского!

— Ну и что? Если он к вам пристанет, позовите самого обыкновенного постового. Будьте спокойны: этот тип сразу смоется.

— Да, но если я обращусь к постовому, мне придется давать объяснения… Выйдет еще хуже. Нет, это невозможно.

— Послушайте, — заговорил он горячо, взяв ее под руку. — Это просто шантаж, за ним ничего нет. Они ничего о нас не знают. Они вас пугают, надеясь, что вы начнете оправдываться или защищать меня. Вы ему что-нибудь говорили?

— Нет. Но, Руперт, какое это безобразие! — гневно воскликнула она. — Он приводит меня в такую ярость, что я готова его убить! — От волнения она закрыла глаза. — Нет, все-таки меня это тревожит. Ведь он, наверно, действует не по собственной инициативе. А что, если они выследят, когда я буду одна, и схватят меня? Что мне тогда делать? Нет, я себе этого никогда не простила бы… Я не хочу причинять неприятности своим. Вот что мне не дает покоя. О нас с вами я уже даже не думаю.