Джеймс Коззенс - Почетный караул

— Что ж, мы как раз для того здесь и собрались, чтобы это выяснить, — сказал полковник Моубри. — И ты, пожалуйста, не уходи, пока мы не кончим, Эван.

— Мне кажется, я бы мог начать, как вы выразились, с самого начала, сэр, — сказал капитан Коллинз.

Полковник Росс знал, что до войны капитан Коллинз работал редактором спортивного отдела газеты в каком-то крупном городе — он, правда, не мог припомнить, в каком именно. Хотя Коллинзу было уже за тридцать и он носил очки, несколько пополнел и оплыл, чувствовалось, что в прошлом он сам серьезно занимался спортом — возможно, играл в футбол за какой-нибудь крупный университет, а на этом порой можно было сделать карьеру. И для этого требовались не только сила и скорость, как в большинстве колледжей в восточных штатах, где футбол все еще оставался любительским спортом, но и быстрый ум, во всяком случае в защите. Добродушное, с правильными чертами лицо капитана Коллинза дышало спокойствием и непоколебимой уверенностью в себе; такая уверенность обычно вырабатывается еще в юности у молодых людей крупного телосложения, способных без труда нокаутировать любого из сверстников. Такие юноши могут позволить себе не кипятиться и не кидаться по пустякам защищать свою честь, да и мало найдется желающих их обидеть.

— Нам позвонили с КПП в девятом часу, — спокойным, ровным голосом сказал капитан Коллинз. — У Джеймса было разрешение военного министерства и письмо за подписью начальника Управления по связям с общественными организациями группы ВВС в Вашингтоне, адресованное в наш отдел. Я распорядился выдать ему пропуск на территорию части и послал за ним лейтенанта Филлипса. — И он снова невозмутимо погрузился в молчание.

Полковник Росс, который прежде плохо знал капитана Коллинза, мысленно поставил ему плюс: ему понравилась его деловитая лаконичность — качество весьма редкое и, как правило, врожденное; такие люди говорят лишь то, что действительно необходимо сказать, а потом молча и терпеливо ждут ответа собеседника.

Теперь слово было за полковником Моубри, который не отличался ни деловитостью, ни лаконичностью и был несколько ошарашен таким умением четко и точно выражать свои мысли. На некоторое время в комнате воцарилось молчание, потом полковник прочистил горло и сказал:

— Ну что ж, здесь, мне кажется, все было сделано правильно. Если, разумеется, его бумаги не фальшивка…

— Это входит в наши обязанности, полковник, — вступил в разговор майор Сирс. — Часовые на КПП должны удостовериться в подлинности представляемых документов, прежде чем пропустить кого-то на территорию части. Если обнаружится, что бумаги фальшивые…

— Да не об этом сейчас речь, — сказал полковник Моубри. — Никто не говорит, что документы поддельные. Я просто хочу проследить всю цепочку от начала до конца, шаг за шагом. Вы можете что-либо добавить, капитан?

Капитан Коллинз некоторое время задумчиво разглядывал собственную ладонь.

— Думаю, что нет, сэр, — сказал он. — Я рассказал лишь о том, что имеет отношение ко мне лично — как он получил пропуск на территорию части.

— Хорошо, — сказал полковник Моубри. — А разве вы не обращались к нам в канцелярию за разрешением?

— Обращался, сэр, — ответил капитан Коллинз. — Но только после того, как Джеймса пропустили на КПП, когда он уже сидел у нас в отделе. Мы связались с вашей службой для подтверждения допуска.

— Да, я знаю. Так, продолжайте.

— Боюсь, что не совсем понимаю вас, полковник. Мне нечего добавить.

— А что вам у нас ответили?

Полковник Росс едва не застонал от досады и, чтобы сдержаться, запихнул в рот остатки второго бутерброда и принялся старательно жевать.

— Ну… нам ответили… мистер Ботвиник нам ответил, — капитан Коллинз кивнул в сторону Ботвиника, — что он позвонит после того, как проконсультируется с вами. Он, помнится, сказал, что вы заняты у генерала.

— И он вам позвонил?

— Насколько я знаю, да.

— Но точно вы не знаете, капитан?

— Видите ли, так мне сказали, сэр. Сам я с ним не разговаривал. С ним говорил лейтенант Филлипс. Меня в это время не было в комнате.

— А где же вы были?

Капитан Коллинз посмотрел на него безмятежным взглядом.

— Честно говоря, я был в сортире, сэр.

Полковник Култард фыркнул, вслед за ним, осмелев, улыбнулись и остальные. Всякий другой, занимающий такое же высокое положение и пользующийся такой же властью, как полковник Моубри, не замедлил бы с лихвой отплатить человеку, который выставил его на посмешище. Но он лишь растерянно заморгал и — в который раз — проявил то обезоруживающее великодушие, которое всякий раз смущало полковника Росса, когда ему хотелось высказать все, что он думает о деловых качествах полковника Моубри. Да, над ним смеются, но он сам в этом виноват. И он это признает.