Иногда Хиксу нравилось, придя домой после трудного рабочего дня, застать веселую компанию — смех, громкие разговоры, позвякивание льда на кухне; музыка, льющаяся из громогласной радиолы капитана Дачмина, электризует струящийся от вентиляторов воздух. А порой такая жизнь начинала его угнетать — не так-то просто изображать изо дня в день неизменное дружеское расположение, когда живешь бок о бок с людьми, с которыми тебя случайно свела судьба, а точнее, военное министерство, направившее их служить в Оканару, и с которыми тебя роднит лишь то, что они тоже оторваны от дома, семьи и привычной работы.
Впрочем, на первый взгляд казалось, что благодаря последнему обстоятельству все они чувствовали и мыслили одинаково. Все как один были недовольны своим нынешним положением. А что им еще оставалось? Признаться, что такая жизнь тебя устраивает, — значило упасть в глазах товарищей. Как?! Неужели ты ни к чему лучшему не пригоден, так мало зарабатывал прежде, так примитивен, а прежние условия существования настолько убоги, что ты можешь находить удовольствие в этой собачьей жизни? Ну уж нет! Да, мы будем терпеливо выполнять свои обязанности, нести бремя ответственности и пользоваться сомнительными привилегиями в зависимости от воинского звания — от рядового до полковника, — но только пока идет война; и это совершенно не означает, что в гражданской жизни мы смирились бы с нынешним положением людей, подчиненных, низкооплачиваемых, облаченных в одинаковую форму и вечно находящихся у кого-нибудь на побегушках.
Однако многие из тех офицеров, кто вслед за товарищами высказывал вслух недовольство, зарабатывали теперь больше, чем прежде, пользовались большей свободой и обладали большей властью, чем когда бы то ни было. Горячность их казалась ненатуральной, а жалобы — вымученными и неубедительными. Эти счастливчики, должно быть, раздражали всех прочих: тех, кому приходилось теперь экономить и как-то выплачивать по старым счетам из наполовину, а то и больше урезанных доходов; тех, кто тяжело переживал разлуку с женой и детьми — главной опорой в этом мире, без которой у них возникало чувство, что их жизнь и работа не имеют никакого смысла; и, наконец, тех, кто страдал, пусть не столь сильно, но все же вполне ощутимо, из-за необходимости выполнять работу, где им не представлялась или почти не представлялась возможность проявить способности и таланты, обретенные в гражданской жизни. Здесь способности им, пожалуй, даже мешали — ведь они развились за счет других навыков, более заурядных, которые как раз и требовались для их теперешней службы.
К последним относился и Натаниел Хикс. Вряд ли начальник отдела полковник Култард или непосредственный шеф Хикса, начальник секции донесений майор Уитни отдавали себе отчет в том, что работа писателя, редактора и издателя — совершенно самостоятельные виды человеческой деятельности. Эксперты из отдела изучения личного состава, тщательно проштудировавшие его личное дело перед назначением на нынешнюю должность, с полным основанием аттестовали Хикса как компетентного и даже талантливого редактора, но не учли, что писатель он самый заурядный.
Натаниел Хикс выполнял все, что ему поручал майор Уитни, но работа давалась ему нелегко, и он совсем не был уверен, что делает ее достаточно хорошо. Иногда от него требовалось обобщить материалы, подготовленные опытными специалистами, и он чувствовал свою некомпетентность; порой это была чисто писательская работа, к которой у него никогда не было особого дара, да и последние пятнадцать лет он почти ничего не писал.
Возможно, полковнику Култарду и майору Уитни, которые за свою жизнь не только не написали ни строчки, но и мало что прочли, казалось, что он отлично справляется. Что ж, вероятно, так оно и было — во всяком случае, для этой книжки по тактике его квалификации вполне хватит. В конце концов, от него требуется всего лишь черновой вариант. Если его утвердят, окончательный текст будет писать кто-то другой, и вполне вероятно, что им окажется профессиональный писатель — в ВВС сейчас нет недостатка в литераторах. К сожалению, из этого вовсе не следует, что текст будет и вправду хорош.
Натаниел Хикс прекрасно разбирался в особенностях писательского труда. Всякий профессионал в состоянии прилично написать на заданную тему; но действительно хорошая книга получится лишь в том случае, если самому автору именно об этом и хочется сейчас писать — или если он сумеет себя в этом убедить. Вряд ли найдется такой писатель, который, получив подготовленные Хиксом материалы, скажет, что именно над этим он и мечтал поработать. Оставалось утешаться не слишком вдохновляющим соображением, что, скорее всего, новое наставление один дробь пятнадцать вряд ли вообще кто-то будет читать.
Читать дальше