Джованни Пирелли - Энтузиаст

— Чемодан, — сказал он албанскому мальчишке после того, как зажег огарок свечи и осветил кучу наваленных вещей, — поставишь наверх.

— Зачем? — встревоженно спросил лейтенант.

— Господа офицеры, — ответил он тоном человека, который заставляет себя быть предельно терпеливым, — отправляются на фронт с одними ранцами. О чемоданах заботится интендантство.

— А когда я смогу его получить?

— Бог его знает. Бывает, люди родятся в рубашке, а бывает, с горбом на спине, как ослы в Сардинии.

— Но там у меня горные ботинки, — запротестовал лейтенант. — Не могу же я отправиться на фронт в сапогах!

— Раньше надо было думать. Сами видите, с каким огарком я остался, а стоит сжечь свечу сверх нормы, так иди на черный рынок и покупай за свои кровные денежки. Вы что ж, за миллионера меня почитаете? Нет, синьор, нет, дорогой. Я фашист и бедняк!

«Наглая деревенщина!» — с возмущением подумал лейтенант. Но сдержался, вытащил из кармана десять лир и положил их дневальному в руку. Тот внимательно разглядел монету, покрутил ее, попробовал на вес и удалился, чтобы вернуться с огарком свечи.

— Пойдем на этаж для благородных, — сказал он, захватив матрас и одеяло. — Есть свободный номер «люкс» с видом на пальмы и пляж.

Они поднялись по витой лесенке, прорубленной в стене и столь узкой, что чемодан, который мальчик нес на спине, то и дело ударялся о стены, и затем вышли на галерею, походившую на хоры старинной христианской церкви. Пол был завален грязной бумагой, пустыми банками, свечными огарками, окурками, пачками из-под сигарет, соломой. Вдоль одной из стен галереи на матрасах лежали клиенты дневального Лолини — офицеры, которые, как и Андреис, отправлялись на фронт. Один из них сладко спал, высунув из-под одеяла по щиколотку голые ноги, другой спал, свернувшись в клубок, чтобы укрыть под одеялом и голову и ноги. Третий соскользнул с матраса и во сне ухватился рукой за одеяло соседа, который, не просыпаясь, защищал свое имущество и во сне тащил одеяло обратно. На другой стороне галереи, за каменной балюстрадой, видна была большая черная дыра, должно быть середина мечети. Оттуда нестерпимо несло уборной.

Дневальный, дойдя почти до самого конца галереи, ногой отодвинул в сторону наиболее приметные кучи засохшего дерьма, покрывавшего пол, и швырнул на это место матрас с одеялом, подняв тучу пыли. Мальчика он отослал вниз, приказав ему стоять там, покуда он сам не спустится, а затем сел на опрокинутый ящик, защищая ладонью пламя свечи от сквозняка.

— Поторапливайтесь, — сказал он лейтенанту. — Мне тоже положено спать.

— А кто тебя просит оставаться, — сказал лейтенант. — Поставь свечу и ступай себе с богом.

— Нет, синьор. Здесь за все отвечаю я. Видите, сколько вокруг соломы навалено.

Это уж слишком! Офицер, который завтра поведет своих людей в атаку, должен выслушивать от дневального, что ему нельзя доверить свечку… Лейтенант Андреис почувствовал себя усталым, подавленным, разбитым. Холод мечети пронизывал его. В животе было пусто — кроме консервов и галет, которые выдавали на корабле, он больше ничего не ел, — а тут еще тошнотворный запах уборной и потных ног. Но он ограничился тем, что с горечью и даже с грустью в голосе ответил:

— Ты забываешь, что перед тобой офицер. — Затем открыл чемодан и стал выкладывать на одеяло содержимое.

О нет! Паскуале Лолини не позабыл о том, что перед ним офицер! Напротив, именно это привело его в радостное, полное напряженного возбуждения состояние. Присутствие свежеиспеченного лейтенантика в новеньком мундире, щегольских сапогах и с чемоданом, туго набитым всякой всячиной, действовало на него так же, как на заправского донжуана присутствие роскошной женщины в мехах и драгоценностях. Об офицерах, прошедших через мечеть, он вспоминал, как такой донжуан вспоминает о женщинах, которыми обладал: южане и северяне, брюнеты и блондины, толстые и худые, низкорослые и высокие, уступчивые и непокладистые — и каждый из них, вот так же склонившись над чемоданом, при свете свечи перекладывал из него в ранец и обратно одежду, безделушки, консервы и прочее барахло. Лицо каждого связано с именем, написанным на чемодане, и с датой — днем остановки в мечети. Само собой разумеется, что помнил он не всех, а только избранных. Но этот Андреис, конечно, из числа избранных. Смотри, какая экипировка, какой порядок, как отлично использован каждый свободный сантиметр! Тут, конечно, поработали мамины руки, руки красивой и надушенной мамы. А может, ручки совсем молоденькой горничной в передничке с кружевами и накрахмаленной наколке. Как жаль, что среди этих фотографий нет снимка горничной — хорошо бы повесить его над койкой. Глупости! Думать нужно о главном. Шерстяное белье как будто тонкое. Рубашки тоже, лучшего полотна или шелковые. А вот носовые платки ерундовые — из универмага. Носков — шесть пар. Смотри-ка — халат из верблюжьей шерсти, как у женщины! Ну, а дальше все те же сушеные финики, все те же плитки шоколада и непременная коробочка с колотым сахаром. Мыльниц две: одна пойдет в ранец, другая останется в чемодане, опять-таки крем для бритья. Обмоток четыре пары: одну на ноги, другую в ранец, две остаются. Шерстяных носков тоже четыре пары…