Элизабет Хауэр - Фарфоровое лето

Когда наконец пришел доктор Вильд, то он был непритворно удивлен. Мы прошли в его кабинет.

— Я при всем желании не могу себе представить, что привело вас ко мне, Кристина, — сказал он, — тем не менее я рад вас видеть.

Я уселась на один из резных стульев старинной немецкой работы. Высокий круглый стол был покрыт коричневой бархатной скатертью с темной кружевной каймой. От тяжелой с бело-зелеными разводами пепельницы на мягком бархате образовались многочисленные вмятины. Я слегка отвела левую ногу назад, и мой чулок тут же оказался в плену старинной немецкой резьбы, одна из тоненьких ниточек зацепилась за нее. Я стала осторожно двигать ногой туда-сюда, но это не помогало, только нитка натягивалась все туже. Резким движением я вытянула ногу вперед и тут же почувствовала, как по ней быстро и неостановимо ползет петля. Борьба со стулом длилась лишь несколько секунд. За это время я выложила дело, украденное мною у моего мужа Конрада, на коричневый бархат.

— Можно взглянуть? — спросил доктор Вильд. Я кивнула.

Доктор Вильд открыл дело и, не в силах скрыть удивления, прочел название и номер; потом долго глядел перед собой, углубившись в свои мысли, не переворачивая больше страницы.

— Как это к вам попало, Кристина? — спросил он наконец.

Я ждала этого вопроса. И решила не изворачиваться, а честно ответить на него.

— Дело лежало на столе у Конрада. Точнее, под его папкой. Там я его и обнаружила, — ответила я невинно.

Доктор Вильд встал. Ровно десять раз проделал он путь от старинного немецкого стола до темной стенки с книгами и обратно. Потом остановился передо мной и сказал:

— Может быть, вы не знаете, Кристина, что я как нотариус не имею права никому отдавать такие документы. Когда ваш муж недавно пришел ко мне и попросил одолжить их ему на короткое время, из-за семейных обстоятельств, я сделал исключение. Я хорошо знаю Конрада, он обещал мне бережно обращаться с делом и сегодня вечером принести его назад. А утром вдруг появляетесь вы с этими документами, в которые вы наверняка заглянули, хотя они вас никак не касаются. Почему? И чего вы хотите от меня?

Непривычно резкий тон доктора Вильда смутил меня. Я собиралась рассказать ему, как меня вечно сравнивали с Кларой, как невыносимы мне были эти сравнения, как я решила побольше узнать об этой женщине, чтобы окончательно доказать их абсурдность. Но теперь я не решалась выложить все это. Что же, начну сразу с того, что все время занимало меня, пока я с увлечением читала дело. С того, что оказалось для меня совершенно неожиданным, потому что в нашей семье не проскальзывало даже намека на это обстоятельство. Попробую обосновать свой интерес к делу таким образом.

— Клара Вассарей, о которой идет речь, была моей отдаленной родственницей, — сказала я как можно более непринужденно. — Когда я обнаружила, что документы под папкой Конрада касаются Клары Вассарей, я не могла не посмотреть их. Вы же понимаете это, господин доктор? В нашей семье рассказывают, что госпожа Вассарей была очень богата. Меня интересовало, кому досталось ее состояние. Вот так я и узнала, что госпожа Вассарей, что Клара…

Внезапно я замолчала, не в силах продолжать. Попыталась взять себя в руки. Я так хорошо начала. Деловито, почти независимо. Хотела заново сказать последнюю фразу, но доктор Вильд опередил меня.

— Вы выяснили, что у Клары Вассарей была дочь. Дочь, которую та сделала своей единственной наследницей. Теперь вы это знаете. Почему же вы пришли сюда?

Теперь я махнула на все рукой. Я забыла о сдержанности и деловитости, которые мне так не подходили, вскочила, подбежала к доктору Вильду, ухватила его за лацкан пиджака, чувствуя под пальцами петлю, обметанную толстыми нитками; перед моими глазами оказался плохо выбритый подбородок доктора Вильда, с короткой серой щетиной, я ощутила искусственную свежесть лосьона для бритья. Оказавшись к нему ближе, чем сама того хотела, я выпалила на одном дыхании:

— Что с дочерью Клары? Почему никто никогда не упоминал о ней? В чем тут причина? Скажите мне.

Отчуждение доктора Вильда сменилось внезапной мягкостью. Он осторожно высвободил свой пиджак из моей руки.

— Когда вы повзрослеете, Кристина? — сказал он, покачав головой. — Невозможно всего знать и все объяснить. Я не знаю, что стало с дочерью госпожи Вассарей. И не знаю, почему о ней никогда не упоминали в вашей семье. Ну, а теперь я забираю дело. Конраду я сообщу, что оно уже у меня.