Общаться с Мирей было все равно что слушать радио в режиме "нон-стоп": мозг привыкает, живет своей жизнью, решает маленькие проблемы, временами реагируя на внешние раздражители.
В то утро я проснулась "в кусках": морда мертвенно-зеленая, спина влажная от липкого пота, сердце колотится в бешеном ритме, готовое вывалиться из-за ребер. Состояние тревоги, навязчивое ощущение, будто случилось нечто ужасное и это только начало неприятностей.
А Мирей заливалась соловьем:
— … офигительный, как в "Крайностях", от него шизеешь, он сводит с ума, да ты видела это кино или нет? Фильм крутили в "Тупике", на неделе, когда я приехала из Лиона, ты не была?
Ей вовсе не нужны были мои ответы: она неслась вперед — "взбодрившаяся", болтливая, маленькие грудки весело подскакивали под черным свитерком, а на небе сияло белое солнце — жестокое зимнее светило. И я чувствовала, как у меня перехватывает горло и сжимаются внутренности, и пыталась сглотнуть, но ничего не выходило, и тревога, пожиравшая мои мозги, не шла прочь, и мне хотелось разбить голову об стену, уничтожить ЭТО, выдернуть, выбросить…
Мирей трепалась без умолку до самой площади Белькур и все еще изливала душу, когда мы оказались у Терро:
— … Де Пальма, неузнаваемый, это история Карлито, тип съехал с катушек; он — адвокат и…
"Да-а, перед работой она успела заскочить в аптеку, кодеинчик хорошо развязывает язык…" — подумала я.
Пять дней знакомства — а я душу готова прозакладывать за то, что мы, как попугайчики-неразлучники, появились на свет в этом проклятом мире в одно и то же мгновение и с тех пор не расставались.
Мы провели вместе все воскресенье, в таких историях, как наша, этого явно мало, чтобы стать неразлей-вода…
Мирей не мой тип, не так чтобы очень хороша, слишком много раздражающих моментов, гнусные черты характера, прочие мерзости… К тому же — дурные манеры, жлобское преклонение пред светскостью, ужимки и прыжки, недоговоренности, гадости, сделанные исподтишка… Но даже это кажется мне трогательным и родным.
Мы были почти одного роста — ловя наши сливающиеся отражения в стеклах витрин, я находила их элегантными.
Кстати, до нынешних времен я избегала слишком тесного общения с бабьем, кожей чувствуя — они знают нечто такое, чему я нигде не научусь, не прочту и не услышу, и это “нечто" они будут тщательно прятать, станут расставлять мне ловушки, и однажды я проколюсь, а они тогда уставятся на меня изумленно и насмешливо, и все про меня отгадают, мерзавки.
В воскресенье я все-таки спросила:
— Ты Виктора-то ищешь?
И она ответила — олицетворение убежденности:
— А то…
— Хочешь вернуть свои бабки?
— Слушай, давай не будем об этом!
Наша Мирей из тех, кто не терпит вольностей в обращении.
Вот только с этого момента она бросила меня "очаровывать", вызывающего тона и двусмысленных рассуждений — как не бывало.
Мирей затаилась. Всю улицу Терм мы прошагали молча, она глядела себе под ноги, покусывая губу, и я в конце концов всполошилась:
— Больше не думаешь вслух?
Она повернула голову, рявкнула:
— Считаешь меня болтливой дурой?
— Да уж, потрепаться ты умеешь. Так что, когда замолкаешь…
— Мне есть что сказать, если бы ты отвечала — хоть через раз, — я бы не онанировала!
Оставалось заткнуться и запомнить урок: "Никогда больше даже не намекай, что у меня словесный понос!"
Я получала подобные уроки каждый день: тут уж никакое взаимопроникновение не поможет — нужно время, чтобы притереться.
И я смолчала. Пока мы не дошли до лестницы, ведущей в сторону улицы Бюрдо, Мирей тоже рта не раскрыла, но едва я поставила ногу на первую ступеньку, она сказала, как отрезала:
— Лично я по лестницам не лажу! Выглядишь идиоткой — ступеньки всегда слишком широкие, хоть и не крутые… Давай прямо — крюк будет небольшой.
И она решительно двинулась вперед, продолжая рассуждать:
— Я, когда жду автобуса, всегда потешаюсь над теми, кто карабкается вверх, — ну просто утки неуклюжие… Потому-то и не люблю лестницы.
Глупые, тупые лестницы, плоские твари — ни подняться, ни спуститься нормальному человеку…
До самой улицы Пьер-Блан она так и распиналась на тему о лестницах.
— Думаешь, где он?
— Кто?
— Да Виктор же! Интересно знать, что он задумал…
Облокотившись на широко расставленные локти, Мирей любовалась своим отражением в зеркале за стойкой.
— По-твоему, он все еще в городе?
Она не слушала, роясь в карманах в поисках зажигалки, потом заявила — на полном серьезе:
Читать дальше