Дарья Обломская - Правильное дыхание [Книга 1]

— Не тот листок, второй.

— Трагедия в стиле рок, — фырк от Мани.

— Что б ты понимала, — мама, слегка обиженно. — Кука, дай мне лучше.

— Погоди — «Нет: 1. им надоест стоять в очереди, и там будет ходынка 2. 4-ого будет дем. против 6-ой cт. конст., баб. не пущу, но сама пойду»? — Ничего вообще поняла! Не. Ничего не вообще не поняла, достаточно «не»?

— Вполне. И нечего там уже понимать, всё быльем поросло, дай сюда, — забирает у дочки листок и тетрадь, — говорю же, другой, где он там…

— (дочка папе шепотом) Каким бельем?

— Не бельем, а тем, что было. Кажется. Нет, лучше у мамы спроси.

— Так, ладно, запихнула его куда–то, потом найду. Не важно на самом деле. Дальше рассказывать?

Дочка и Маня многозначительно посматривают на папу. Тот предельно дипломатичен:

— Пойду проверю, как там остальные, — выходит, подхватывая на ходу последний пакор.

— Да, он и так это всё прекрасно знает.

— Кто, папа? — дочка вдруг выпучивает глаза и начинает что–то судорожно подсчитывать в уме. — Нет, не получается, и по виду вроде тоже…

— Фу на тебя. Просто слышал от меня уже не один раз.

— О, — разочарованно. — И что, ты ему прямо всё–всё рассказа… ывала?

— Всё–всё — это я даже сейчас вряд ли осилю. Но достаточно. Не первый год знакомы, чего уж.

— (обиженно) Я с тобой тоже не первый год знакомы…

— (мама наморщила нос, но исправлять лень) Да, всё как–то повода не было, кука.

— Давай, давай уже, хоть теперь не тяни, — Маня за это время успела поджарить еще парочку яиц и, дополнив их очередной порцией месива со сковородки, снова усаживается у прилавка. — Пропадать, так с х… с музыкой.

— Даю, — зевая, — вот, как раз в тему у меня состояние. Поскольку той зимой спать на уроках я начала планомерно. Особенно на первых и последних в сон тянуло, ничего не могла с собой поделать. Выработали со Светкой систему щипков на опасных уроках, вроде физики, но там я все–таки старалась бодрствовать — тем более в феврале у Светки пошли косяком ее сезонные гаймориты–тонзиллиты–ларингиты–фарингиты-бронхиты, так что в школе она практически не появлялась. На географии обычно было весело, английский я слишком любила, чтобы на нем спать, а кроме того опасалась, что если Елена Прекрасная засечет, то обеспокоится и опять начнет осаждать бабушку — она уже пробовала в прошлом году, по телефону, но той удалось отбиться, мол, все у нас замечательно. А вот насчет Лидии Дмитриевны — литературы — в этом плане можно было не тревожиться, так что вовсю злоупотребляла ее близорукостью, робостью и хорошим ко мне отношением. Прямо с начала урока лбом в ладонь утыкалась и дрыхла себе спокойно на задней парте. И вот, помню, дремлю так однажды, и вдруг просыпаюсь от того, что кто–то меня гладит по голове, аккуратно так: ты спи, мол, спи. Выпрямилась, смотрю — а Лидия Дмитриевна уже дальше пошла по ряду, как ни в чем не бывало. Тут мне стало стыдно, так что на литературе тоже стала пытаться не спать.

— На истории–то, небось, вообще не спала?

— Еще как спала! Даже Союз — Апполон меня не переучил. А, вы не знаете, но это не существенно. Нет, на истории приходилось много работать в парах или группах, так что обычно там было не до сна, но тем не менее не упускала ни одного удобного случая прикорнуть, несмотря на первую парту. Рассуждала, что даже если историк удосужится меня заметить, то, будучи прагматиком, не станет особо волноваться по этому поводу: успеваемость у меня в пределах медальной нормы, и если мне требуется отдохнуть — то и на здоровье, главное, чтобы показатели не снижались. А где еще отдыхать, как ни на его уроках, раз у нас с ним договор.

— А как же насчет не сводить с него щенячьих глазок?!

— Вот да, я бы точно не смогла засыпать! Заснуть.

— Опять вы со своими щенками. Решили же это как–то по–другому называть. Еще раз: да, мне иногда приятно было на него посматривать — только без этих ваших глупостей. Но, в принципе, для подъема настроения хватало и одного осознания его присутствия. А той зимой я действительно перегнула палку — и почта, и спорт, и поездки в ту же Иностранку через весь город, и неимоверное количество событий вокруг — все время хотелось куда–то бежать и на что–то смотреть — кино, выставки, а главное, политика тогда была ужасно интересной, так как из фикции превращалась в реальную, участвовать — ладно, но не следить за ней было просто невозможно. Да, вероятно, особенности юношеского восприятия, но бабушка, например, от меня не отставала, даже наоборот, была первейшим источником всех новостей, от телевизора до враждебного радио, которое наконец–то перестали глушить. Кука, не приставай к ней, Иностранка — это такая библиотека, да–да, Маня, именно там ты со мной смотрела выпуски Vanity Fair, вот делать мне больше было нечего, вози ее туда на свою голову, а потом вместо нормальной литературы переводи ей всякую чухню.