Дарья Обломская - Правильное дыхание [Книга 1]

ЕВ: — (наконец–то выловив паузу в физичкиных филиппиках) Да вы вообще понимаете, что вы тут несете? Какая гулящая? Какая беременная?! И прекратите вы эти ваши намеки, сейчас мы тут еще мою личную жизнь начнем обсуждать — нет, я вам ее с удовольствием расскажу во всех подробностях! Только учтите, что до ужина мы тогда отсюда точно не выйдем, поэтому позвольте, я вам как классный руководитель вместо этого сообщу, чем Оля на самом деле так занята — а то, я так понимаю, тут никто ни о чем понятия не имеет, видимо, всем вполне хватает каких–то застарелых фантазий!

Оле становится не по себе, она даже тихонько пытается привлечь англичанкино внимание, но та только отмахивается:

ЕВ: — Хватит, Ольга, дурака валять и лить воду на их мельницу! Я специально ходила к бабушке и все наконец–то выяснила! Когда–то кто–то придумал — и пошло–поехало, а вы, взрослые люди, верите всяким гадостям!

НА: — Но ведь ее мама…

ЕВ: — А что ее мама, ну вот что? Что про нее может знать ее мама, если девочка уже два года живет с бабушкой? Потому что мама, видите ли, не в состоянии справиться с двумя детьми! (Это была бабушкина официальная версия для соседей — она, надо признаться, тоже не упускала случая проехаться по маме — по принципу: как вы нам, так и мы вам.) Да там родителей вообще не видно и не слышно, забросили ребенка совершенно и не помогают вообще ни чем! Представляете, как сейчас жить на одну пенсию? Анна Викторовна еще какое–то время подрабатывала, обшивала соседей, потом у нее случился двусторонний инфаркт, Оля ее еле выходила, ночей не спала, до сих пор при ней как сиделка — и при этом еще успевает и учиться, и работать — а как, вы думаете, иначе вообще можно выжить? И работает, разумеется, не как вы там напридумывали, а полы моет в спортклубе и почту разносит. Вы бы сами попробовали вкалывать допоздна, а потом вставать в четыре утра! Каждый день! Что, Оля, скажешь, что–то не так?

О: — (тихо) Только не каждый день. Воскресенье — выходной. — «Эх, бабушка, вот вернусь домой — и съем тебя с потрохами».

НА: — (колеблется) Ну, я прямо и не знаю, кому тут верить… — Елена Васильевна готова в очередной раз взорваться, но внезапно откуда–то, кажется, из–за шкафа с классными журналами, доносится робкое:

ЛДм: — Это все чистейшая правда, — Лидия Дмитриевна сама не может поверить, что решилась прозвучать перед преподавательским составом, слава богу, хоть директорши нет. — Я уже много лет знаю Анну Викторовну, Олину бабушку, с мамой ее тоже общалась и все могу подтвердить. Какие–то ребята тогда нехорошо пошутили и всех ввели в заблуждение, потом одно зацепилось за другое, и вот, с такими последствиями — а Оленька всегда была хорошей девочкой, и учится прекрасно, и ведет себя безупречно, что бы там ни говорили. Вот. Простите, я уже должна уходить, но просто не могла не сказать, — улыбается Оле, нервно кивает в сторону остальных и быстро выскальзывает за дверь, видимо, не в силах выносить столько недетского внимания сразу.

Оля мечтает оказаться на ее месте, так как чувствует себя крайне паршиво, а тут, к ее ужасу, кто–то вроде химички еще и начинает сердобольно охать: «Кто же знал…», «бедная девочка…»

ЕВ: — Правильно, сначала сами в проститутки ее записываете, а потом переживаете! (Химичка тихонько: «А я и не записывала!»)

НА: — Елена Васильевна, вот зачем сразу такие слова — «проститутка», «гулящая» — ну, в самом деле. В конце концов нам же никто этого не рассказывал — а какие у нас были основания не верить Олиной маме и ее классному руководителю? И почему, если всё это так, бабушка не подошла в школу, не поговорила? И от самой Оли я тоже никогда ничего не слышала.

ЕВ: — Бабушка и погулять–то выходит с трудом, о чём вы. А что касается Оли — так вы ей сами слова сказать не давали.

НА: — Ну вот это уже совершенно не так. Олечка, ты же всегда могла ко мне подойти как к завучу по воспитательной работе. С Любовью Борисовной у вас отношения, помнится, не заладились, но я бы тебя всегда выслушала. И вообще, товарищи, если всё это так — надо же что–то делать? Принимать какие–то меры? Нельзя же это так оставить, чтобы девочка до такой степени перерабатывала — и с родителями поговорить в конце концов… — остальные начинают участливо шуметь: «ужас какой…» «да–да, всегда была такая умница…» «вынести вопрос на…»

ЕВ: — Да это бесполезно совершенно.

Оле наконец удается кое–как собрать себя в кулак:

О: — Спасибо, мы с бабушкой и так прекрасно справляемся. Ей уже лучше, а кроме того, с апреля прибавят пенсию, так что работать на почте я тоже перестану. («Надеюсь, тому, что ей удалось вытянуть из бабушки, это не противоречит».) Извините, больше такого не повторится, и, можно, я уже пойду, бабушке укол надо делать.