Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Просматривая ежедневный мониторинг основных международных новостей и постоянно натыкаясь на пояснения типа: торговец оружием, такой–то гражданин Израиля выехал из страны; вице–губернатор из России с вором в законе из России, оба граждане Израиля и России, въехали в страну и т. д., он всё чаще задумывался о том, что первосвященник иудейский Каиф, казнив философа и освободив бандита, сделал из Земли обетованной крышу для бандитов, воров и жуликов.

Все стремились в страну обетованную за богатством, первосвященник действительно сохранил старую веру, и торговцы остались в храме. Но ехали они под «крышу» Га — Норци, а поклонялись Каифу.

Его разведка была уверена в том, что лучший материал для экспериментов — Россия и её народ. И сам он долгое время верил в это. Но когда между строк читаемых разведсводок стал проступать образ Понтия Пилата, он начал осознавать, что именно его народ — следствие длительного эксперимента, длительной чужой игры, где его народ, может быть, хоть ферзём, хоть королём, хоть пешкой. Какая разница, если играют другие. Пилат презирал его, сегодняшнего, не жалкого разбойника, а могущественного деятеля, управляющего всем миром.

Вар–равван, когда думы одолевали его, утешался тем, что спрашивал себя: «Где вы, римляне? А мы есть и будем». При этом он открывал ящики стола, сейфы, смотрел в окна. В этом была проявлена его слабость. Это не помогало.

Римляне в его видениях проступали всюду. Он это чувствовал кожей, как опытный утилизатор чует по запаху на свалке ценный продукт. Он рылся в этой свалке, пачкался сам и пачкал других, но ничего найти не мог.

Сначала он успокаивал себя, считая Пилата трусом, тем более, что в книге, как ему казалось, было прямое указание на это.

«Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспалённые, в красных жилках белки глаз и сказал:

— Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твоё место? Я твоих мыслей не разделяю!

И слушай меня: если с этой минуты ты произнесёшь хотя бы одно слово, заговоришь с кем–нибудь, берегись меня!

— Игемон…

— Молчать! — вскричал Пилат и бешенным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон, — ко мне! — крикнул Пилат.

И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га — Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом».

Но с развалом СССР ушло и это последнее успокоение. Нет Рима, нет Рейха, не стало Российской империи, и везде прослеживается участие одного и того же народа.

Вар–равван «кожей» чувствовал, как кто–то уже приказал ему начать разрушение империи США. Значит, он действительно могильщик и утилизатор изживших себя народов. Он, Вар–равван, и его народ — санитары Земли. Но где грань между разрушением и созиданием? На обломках рухнувших империй образуются новые. Каждая что — то добавляет к цивилизации. Его народ просто подталкивает к «яме» одних и даёт возможность подняться другим. Его народ — просто щепотка дрожжей. Это другие восходят на дрожжах, заплывают жиром, тупеют, мертвеют и издыхают, а сынам Израиля это не позволено. Но кем?

Перед глазами Вар–раввина мелькнул образ Понтия Пилата, и в голову ударила мысль: «Гонителем».

Да, его народ гоним. Но может быть он жив до сих пор только благодаря этому. Его народ над римским правом, над законами. Это другие придумывают обтекаемые фразы, типа: «Демократия — диктатура закона». Ими, этими другими, придуманные законы их же и обращают в прах. Но причём здесь он, Вар–равван. Он ничего не собирается менять в жизни своего народа.

Сказано в книге: «…показалось смутно прокуратору, что он чего–то не договорил с осужденным, а может быть, чего–то не дослушал. Пилат прогнал эту мысль, и она улетела в одно мгновение, как и прилетела.

Она улетела, а тоска осталась необъяснённой, ибо не могла же её объяснить мелькнувшая, как молния, и тут же погасшая какая–то короткая другая мысль: «Бессмертие… пришло бессмертие…» Чьё бессмертие пришло? Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепёке».

Его, Вар–раввана, народ — это груз, привязанный к гондоле воздушного шара. Хотите опуститься — увеличивайте груз, хотите подняться — сбрасывайте груз и «поддавайте пару». Но если у вас не хватает мозгов, чтобы понять это, то терпите. Это были его видения свыше. А в видениях всё чаше проступали …русские.