Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Где именно, стало понятно, когда по центральной улице Нижнего стала прогуливаться некто «железная леди». Весь мир задумался, с чего бы это такую леди занесло в такую провинцию, вроде и не артистка вовсе. Иезуит больше всех помогал Рабиновичу «сдружить» эту леди с «его» молодыми евреями.

А Батюшка восстанавливал храмы, Муфтий строил мечети, Раввин, призадумавшись, начал давать рекламу своей синагоги, которую, на всякий случай, открыл рядом с государственным банком, даже иезуит начал спонсировать строительство костёла.

Да, следует отметить странность тех событий. У молодых «дрожжей» не было имён, были только милые детские клички: Пудель, Чушка, Мальчик. Эти клички любили вспомнить своих революционных предков, броневичёк и крейсер, перекинуться в картишки, пошуметь на митинге и возразить бабуле, будучи «проездом» в штатах, освежив её своим ребячеством.

Клички часто совещались, стараясь не забывать нравы своих революционных предков.

— Городу нужны инвестиции, совершенно понятно, — вещал Пудель из губернаторского кресла.

— Да, все игрушки уже разворованы, — подтверждал Мальчик.

— Да нет, ещё пара заводов осталась, — вставлял Чушка.

— Там директора дурные, выжившие после наших предыдущих чисток староверы, совершенно понятно, выжившие и из ума, с ними не сговоришься, — произносил Пудель.

— Да, этим надо что–то строить, нет чтобы просто «бабки» делить, — подтверждал Мальчик.

— А после того, как получила огласку эта история с русским князем, они вообще обнаглели, — извещал Чушка.

— Князю такую глупость вы предложили зря. Он предлагал свои личные деньги, а не деньги из российского бюджета, — писала в письмах издалека бабуля.

— Князь — козёл, совершенно понятно, мы ему все его деньги готовы были отмыть 50 на 50, а он обиделся. Не наш человек, — огрызался Пудель.

— Да, с нашими проще, сюда инвестиции на счёт, туда баксы в чемоданах, — подтверждал Мальчик.

— Ну, ничего, мы им ещё устроим «кузькину мать». Мы их ещё «обуглим» и «вылечим», — подводил итог разговора Пудель, мастерски использовав старую и новую московскую терминологию.

Так воплощался замысел собрания, и прорастали посеянные бабулей зерна демократии, именно той демократии, за последствия которой так боялся Рабинович, и о чём намекал иезуит. Рабинович копил деньги, памятуя о том, что, может быть, удастся откупиться, прежде чем «обуглят», ибо с молодёжью происходит именно то, чего она желает, но он–то не молодёжь, и он копил.

А Батюшка восстанавливал храмы, Муфтий строил мечети, Раввин в своей синагоге всё чаще рассказывал о красотах земли обетованной, Иезуит начал осторожно проповедовать выгоды посещения костёла. Так одни строили, а другие хоронили российскую демократию.

1943 год. Левые уже почти сломали хребет крайне правым. Фашизм исходил с карт военных действий, как подсыхает лужа на солнце. Но фашизм уже имел место быть. Его признали, приняли, и теперь с ним боролись. Боролись, конечно, по–разному. Православная, ненадолго ставшая коммунистической Россия — насмерть.

Фашисты пытались формировать из обиженных большевистской властью русских боевые части для ведения войны в России против своих, но на своей земле эти «предатели» сразу переходили на сторону партизан или под своё русское командование. Русские так и остались для немцев непонятным народом: им и шнапс, и форму, и харчи, и даже чистые постели, а они в леса партизанить или в штрафные батальоны на передовую — искупать кровью несовершённую вину.

Но если бы только немцы не понимали русских, а то ведь их не понимали и все остальные воюющие стороны, считающие, что уж лучше фашизм, чем такая «краснота».

Итак, 1943 год. Немецкая военная разведка абвер, что в буквальном переводе означает «защита», уже начала осознавать, что война проиграна, и сталинская Россия вот — вот сломит хребет гитлеровской Германии, а значит, надо готовить отходные пути и новые базы для существования и продолжения дела фашизма.

Абвер начинает активно налаживать густые экономические отношения со странами Северной и Южной Америки.

Гитлеру становится известно, что Канарис через Швейцарию и Испанию засылает в США под видом беженцев от нацистского террора евреев. Эта операция имела кодовое наименование «Семеро чёрных», но название операции не спасло Канариса от гнева фюрера:

— Обуглить всех евреев, — орал фюрер на Канариса.