Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал

Попадание начальника политотдела в медвытрезвитель явилось спусковым крючком и для вала писем от офицеров воинской части Сергея.

Начальник службы вооружения, которому начпо препятствовал в выезде за границу, так и писал Министру обороны: «Начальник политотдела, алкоголик, из военторга на территории части продают товары «своим да нашим», кадровая политика нарушается, создана система пожирания принципиальных офицеров», и как вывод: «Полк в последние два года не заслужил ни одной из полученных оценок».

С последним пунктом он, конечно, перебрал. Полк был героический и гвардейский. Сначала авиационный, в котором начинали летать два будущих космонавта. Одним из этих космонавтов был человек с большим чувством юмора и громадным творческим потенциалом — Алексей Леонов.

Затем зенитно–ракетный, но и в этом качестве быстро прославившийся тем, что сбил разведывательный аппарат противника, пересёкшего границу СССР на воздушном шаре попаданием ракетой в трос. Над этим посмеивались, утверждая, что так стрелять можно только «спьяну», но какая разница, если сбили.

Полку доверяли очень сложные задачи, и на него приходилось самое большое в СССР количество дивизионов, несущих боевое дежурство.

Но «бедного» майора достали. Он тоже был из «блатных». Карьеру начал женившись на дочери генерала, но потом «развод» и как все. А как все он уже не мог.

Тем не менее большинство офицеров были на его стороне. Все пламенные речи командования полка о придании его анафеме не действовали. Наоборот, этого майора, никогда особенным уважением не пользовавшегося, стали уважать. Тогда командование под предлогом последнего пункта его письма: «полк не заслужил ни одной из полученных оценок», решило снять с офицеров очередную «шкуру», чтобы отвести их взгляд от всех остальных пунктов.

— Иезуиты, ё-моё, — думал Сергей.

Но было уже поздно. В полк приехала комиссия по проверке фактов, изложенных в письме.

Вела себя комиссия необычно. Водку, как обычно, не жрала, девок не требовала. Эту необычность поведения приписывали не горбачёвской перестройке, а откуда ни возьмись появившемуся правдорубу Ельцину Б. Н. Он уже успел обругать и обвинить всех и во всех грехах, и потому был снят с должности, но оставлен в рядах политбюро ЦК КПСС.

Для тыла наступили райские дни. Обычная практика обирания полка вышестоящими чинами на время замерла. Всех офицеров собирали в клубе, где члены комиссии выпускали из них пар, клеймя позором допущенные со стороны командования просчёты.

Сидеть на этих многочасовых посиделках для Сергея было невыносимо. Он вновь начал писать стишки:

Ничего нового на этих разоблачительных конференциях офицеры не узнавали. Но было интересно услышать из уст больших начальников упрёки в адрес начальника политотдела, начальника режима, который за некоторые услуги, лично для себя, пропускал на территорию части гражданских лиц в «наш милый сердцу магазин». Оказалось, что майор написал помаленьку обо всех. Досталось и тылу. Но кого ругать в тылу, начальство так и не смогло понять. О том, что начпрод не ворует и не потому, что не хочет, а потому, что у него что–то не в порядке с головой, знали все. О том, что зампотыл не ворует, потому что он кореец по национальности, а у них там какая–то странная вера, тоже все знали. Можно было обрушить гнев на прапорщиков. Но собрания были офицерскими.

Начальник политотдела изворачивался, как мог. Нашёл лжесвидетелей, которые подтверждали, что он трезвая жертва «пьяного» нападения злых милиционеров, подкупленных некоторыми офицерами полка. Отыскали даже какую–то бабёнку, которая видела, как «начпо» дали кулаком в глаз, и которая даже кричала: «Помогите, убивать». Она так и сказала: «убивать», видимо с перепугу, увидев перед собой так много людей в погонах. Кричала она не очень громко, в полку её никто не услышал, а то бы непременно помогли.

Всё–таки начпо отмазали, хоть из части и убрали, отправили на повышение в Дальво, как близкую родню ЧВС. Эти детёныши ЧВС, «райских групп», были абсолютными хамами. Видимо орденоносные ветераны, давая им протекцию в большие командиры, учили их массовому истреблению пролетариата, считая его если не за муравьёв, то за мух, которых на российском навозе всегда полно. Периодически эти наказы проскальзывали в разговорах: «При осуществлении военной задачи должны быть жертвы, тогда это будет героизм. Жертвуют обычно менее ценными. Чем больше их принесено в жертву, тем выше героизм и заслуга командиров. Жертвы свидетельствуют об ответственности командиров, об их нелёгком выборе в принимаемых решениях. Главное, решить задачу за счёт менее ценных, а дальше победителей не судят, а сволочей ещё пришлют. Для внешнего зрителя героизм командира остаётся в чистом виде, как и «красный орден» на груди, а над внутренним зрителем смыкается земля, над которой гордо будет стоять памятник со звездой и даже светить вечный огонь. Конечно, холуёв надо попридержать от погибели, чтобы было кому славить подвиги командования».