Азия Биби - Приговоренная. За стакан воды

Я доверилась ему и рассказала все, как было, даже упомянула, что за несколько дней до сбора ягод серьезно поругалась с деревенским старшиной (он был главным богачом в деревне).

В тот день я поила его буйволов. За эту работу мне платили по 100 рупий, и я часто выполняла ее для старшины или других землевладельцев. Все было как обычно, как вдруг один из буйволов взбесился. Напрасно я тянула его изо всех сил: он не хотел подчиняться и идти вместе с пятью другими животными. Он словно обезумел. Я схватилась за веревку обеими руками, но он вырвался. Несмотря на все усилия, мне пришлось его отпустить. Мои ладони были все в занозах, а буйвол стал крушить деревянную кормушку. Когда старшина пришел, он быстро усмирил буйвола, и тот спокойно вернулся к поилке, как ни в чем не бывало. Деревенский старшина сказал, что я ни на что не гожусь, хотя в том, что случилось, не было моей вины.

— И что же ты ответила? — спросил прокурор, глядя на меня сквозь тонкие очки, сползшие на кончик носа.

— Ничего. Только сказала, что это было не нарочно, и извинилась.

Он выдал мне 100 рупий и велел убираться.

Я ушла, но эта история все же немного выбила меня из колеи.

— Не знаю, связаны эти события или нет, но потом, когда меня били, это происходило в его саду.

— Это все, Азия? Ты ничего не забыла?

— Нет, господин прокурор, я вам все рассказала. Поверьте, я не делала того, о чем говорят эти женщины. Я всегда уважала ислам, никого не оскорбляла. За всю мою жизнь никогда не случалось ничего подобного, а я прожила немало лет…

Прокурор, нахмурившись, молча что-то записывал в большую тетрадь. Разговор физически вымотал меня, я разволновалась из-за того, что пришлось вспомнить эту ужасную историю во всех подробностях. Если бы это было возможно, я бы стерла ее из памяти, а лучше — вернулась в прошлое и не ходила бы собирать ягоды.

Поднявшись, прокурор сказал:

— Хорошо, что ты мне все рассказала. Теперь твою судьбу решит Господь.

И вот, сидя на кровати из веревок, врезавшихся в тело, я размышляла о том, как же Господь мог решить, что я виновна в богохульстве. И о каком Господе идет речь? Как бы его ни называли — Богом, Аллахом или как-то еще, Господь милостив, он не приговаривает к смерти невиновных. А ведь я просидела здесь целый год — и все для того, чтобы теперь ждать, когда мне наденут веревку на шею… В голове у меня все еще звучал голос судьи, утверждавший, что в течение года были собраны все необходимые доказательства, на основании которых меня приговаривают к смертной казни. Но доказательства чего? Того, что трое порядочных женщин не любят меня за то, что я христианка? И потом судья еще добавил: «Без смягчающих обстоятельств». Хоть я и необразованна, но не глупа. Я знала, что это значит: мне нет оправдания. Но оправдания за что? Я должна оправдываться за то, что живу или за то, что у меня другая вера? Нет, я определенно ничего не понимаю в правосудии своей страны.

Тут в двери камер постучали: пора было идти на прогулку. Но мне не хотелось никуда идти. Я бы лучше осталась одна в своей яме: мне были невыносимы подозрительные взгляды окружающих. Гнусный Калил с грохотом распахнул мою дверь.

— Я знаю твой приговор. Наконец-то ты заплатишь за все свои злодеяния! А пока тебя не повесили, пошевеливайся, пора на прогулку.

— Мне не хочется, — ответила я тихо.

Калил покраснел от ярости и с размаху пнул кровать, которая перевернулась прямо на меня.

— Тебя не спрашивают! — заорал он. — Шевели ногами, дрянь!

Во двор вышло человек двадцать. Небо было серое, зима вот-вот должна была накрыть землю железным покрывалом. Я дрожала. Женщины перешептывались, недобро поглядывая на меня. Я поняла, что все уже знают о моем приговоре.

Когда я приближалась, меня сторонились, как зачумленной.

И все же одна незнакомка подошла ко мне.

— Здравствуй. Меня зовут Буджина, я тут недавно. А ты кто?

— Азия. Но тебе не стоит говорить со мной, а то от тебя тоже все отвернутся.

— Почему же? — спросила она, глядя на меня по-доброму.

Немного замявшись, я наконец проговорила:

— Я — христианка, и сегодня утром меня приговорили к смерти за богохульство.

— И ты правда его совершила? — спросила Буджина, явно не ожидавшая от меня такого.

— Нет, конечно, нет! Но меня оклеветали женщины, которые не хотели пить со мной из одного стакана: они решили, что я осквернила его.

— Это ужасно! И за это тебя приговорили к смерти?

Я была счастлива встретить в таком месте человека, который наконец-то отреагировал на мои слова нормально…