Ивлин Во - Упадок и разрушение

-- Вы что, кого-нибудь убили? -- спросил Поль.

-- Недостойной рукой сразил я филистимлянина. Именем Господня воинства я размозжил ему башку. Я поступил так во имя знамения Израилева -- и вот заточен в плену египетском, и через благодать познал страдание. Но Господь направит меня в назначенный час. Горе тогда филистимлянину! Горе необрезанному! Лучше бы привязали жернов к вые его и бросили в пучину вод!

Надзиратель зазвонил в колокол.

-- Эй, вы, там! -- заорал он.

-- Жалобы имеются? -- спросил сэр Уилфред на очередном обходе.

Да, сэр, -- отвечал Поль.

Начальник пристально вгляделся в него.

-- Позвольте, да ведь это вы у меня на особом режиме!

-- Да, сэр.

-- В таком случае жаловаться просто нелепо. В чем там у вас дело?

-- Я полагаю, сэр, что человек, с которым меня водят на прогулки, -опасный маньяк.

-- Жалобы одного заключенного на другого рассматриваются, только если их подтвердит надзиратель или два других заключенных, -- вмешался главный надзиратель.

-- Совершенно справедливо, -- кивнул сэр Уилфред. -- Ваша жалоба -верх нелепости. И вообще, преступление есть форма безумия, Я лично подбирал вам спутника для прогулок и выбрал самого лучшего. Больше я об этом и слышать не желаю.

В тот день Полю предстояло провести в тюремном дворе еще более беспокойные полчаса.

-- Мне явилось новое видение, -- сообщил кровожадный мистик. -- Не знаю пока, что оно предвещает, но истина мне еще откроется.

-- Красивое было видение? -- осведомился Поль.

-- Нет слов, чтобы передать его великолепие! Все вокруг стало алым и влажным, как кровь. Тюрьма, казалось, сверкала рубиновым блеском, а надзиратели и заключенные ползали туда-сюда, как малюсенькие божьи коровки. Но тут я увидел, что рубиновые стены становятся мягкими и сочатся, как огромная губка, пропитанная вином. Капли стекали вниз и таяли в бескрайнем алом озере... Тут я проснулся. Не знаю пока, что это значит, но чувствую, что Господень меч висит над этим узилищем. Кстати, вам не приходило в голову, что наша тюрьма встроена в пасть Зверя? Порой мне видится бесконечный багровый туннель, подобный звериной глотке, по которому бегут человечки -- иногда по одному, а бывает, что и целыми толпами. Дыхание же Зверя подобно пышущей печи. Думали вы над этим?

-- Боюсь, что нет, -- ответил Поль. -- Какую книжку вам выдали в библиотеке?

-- "Тайну леди Альмины", -- вздохнул лев гнева Господня. -- Розовые слюни, к тому же несовременно. Но нет, я читаю Библию. Там убивают на каждой странице.

-- Господи, да вы только и думаете, что об убийствах!

-- Еще бы, ведь это мое предназначение, -- скромно ответил рыжий.

Ежедневно (кроме воскресений), в десять часов утра сэр Уилфред Лукас-Докери чувствовал себя Соломоном. В это время он вершил суд над нарушителями дисциплины, заключенными, которые попали в поле его зрения. Его предшественник, полковник Мак-Аккер, выносил приговоры в неуклонном соответствии с духом и буквой Правил внутреннего распорядка для тюрем правительства ее величества, исполняя механическое правосудие подобно игральному автомату: в одну щель опускался проступок, из другой -выскакивало наказание. Не так поступал сэр Уилфред Лукас-Докери. Он и сам чувствовал, что никогда не работал его ум острее и изобретательнее, никогда не были его обширные познания полезнее, чем на этом скромном судилище, где вершилась высшая справедливость. "Неизвестно, чего от него ждать!" -жаловались в один голос надзиратели и арестанты.

-- Истинная справедливость, -- говаривал сэр Уилфред, -- это умение подойти к любому вопросу как к головоломке.

Пробыв на своем посту несколько месяцев, он не без тщеславия отмечал, что к нему обращаются все реже и реже.

Однажды утром, вскоре после того как сэр Уилфред взялся за перевоспитание Поля, перед начальником тюрьмы предстал рыжий детина.

-- Господи боже мой! -- воскликнул сэр Уилфред. -- Да ведь этот человек на особом режиме! Что он тут делает?

-- Вчера вечером я заступил на ночное дежурство, с двадцати ноль-ноль до четырех ноль-ноль, -- забубнил надзиратель. -- Мое внимание привлек шум, исходивший из камеры этого заключенного. Заглянув в глазок, я увидел, что заключенный в состоянии крайнего возбуждения мечется по камере. В одной руке у него была Библия в другой -- ножка от табурета. Заключенный таращил глаза, тяжело дышал и время от времени бормотал стихи из Библии. Я сделал ему внушение, но в ответ он обозвал меня предосудительными словами.

-- Какими именно? -- заинтересовался главный надзиратель.