Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

— Но ведь это несправедливо!

— В сравнении с миллионами несправедливостей, ежечасно разыгрывающихся в мире, эта — самая меньшая.

Почему Мишь так на меня смотрит — или удивляется, что я не произнес все это громко, пока Шарлотта нас подслушивала?

— Л… а не мог бы кто-нибудь заменить вас на эти три недели? Например, я?

— Не понял.

— Скажем, на пару с Руженкой — она, я уверена, не откажет. Конечно, при условии, что ваша супруга будет к нам терпима. Я бы приходила побыть с ней с утра, Руженка — вечером, после работы. Я бы даже уколы отважилась делать, все-таки медичка четвертого курса, правда, второгодница — медицина дается мне, как алгебра кроту, — но подобные работы я во время практики выполняла не так уже неловко… И Мариан наверняка поможет при необходимости, он через три месяца диплом защищает… Я уж не говорю о Пирке — этот примчится по первому зову, да еще приволочет тележку с углем из тендера своего любимого паровоза…

Да, давненько меня никто так не поражал!

— Послушай, это же чепуха!

— Почему?

— Потому что это неосуществимо.

— Вы всегда нам внушали, что на свете очень мало действительно неосуществимого.

С удивлением ловлю себя на том, что топаю по комнате, как лев в клетке…

— Небо — это я-то от вас требую?! Я хочу, чтоб вы поехали на эту Ривьеру!

— Да образумься же ты, черт, не наседай на меня!

— Что вы на меня кричите?

— Потому что не могу я принять от тебя такой жертвы! Моя жена — человек, в сущности, больной, бывают у нее всякие настроения, что-нибудь сбрендит — она или ты, а я за полторы тысячи километров…

— Ничего я не сбрендю. Когда я что обещаю, то… Ну, а верховный надзор остался бы за вашим музыкальным доктором! Зачем же вы тогда, в Татрах, долбили нам, что все за одного, когда все это, оказывается, ерунда? Знаете что? Нынче эра добровольных бригад — мы создадим новое движение! После работы помогать больным — молодежный почин Миши Михловой и Ружены Вашатовой! Да о нас еще в «Младой фронте» напишут, путевками наградят в дом отдыха «Синяя борода»!

Ах, боже, до чего же позорно хрупок этот сосуд — человек! Я бывал только в Париже да в Бретани, и то до войны. И вдруг попасть на Лазурный Берег — какая честь! Да еще при том, что туристские поездки пока только мечта!

— Больше всего меня радует, что ты наша прежняя юная Мишь! Ценю твое предложение, но никуда не поеду.

Дверь отворилась, вошла Шарлотта. Как это мы не слышали ее шаги? И долго ли она опять стояла за дверью? Мишь поднялась с некоторой робостью.

— Вы, стало быть, хотите заботиться обо мне, барышня Эмма, — без всякого вступления проговорила хозяйка, словно давно сидела вместе с ними. — Но раз тебе представляется такая редкая возможность, — обратилась она уже к мужу, — пожалуй, надо это предложение принять. Думаю, мы с барышней найдем общий язык; впрочем, я постараюсь как можно меньше злоупотреблять ее любезностью.

Крчма мысленно покачал головой: может, мне это просто снится?..

— Но все ведь не так просто…

Однако выступление Шарлотты, кажется, понравилось Миши,

— И ничего тут нет сложного, пан профессор. Эти три недели у нас с вашей пани пробегут, как быстрая вода!

— А теперь извините меня, пойду немножко прогуляюсь.

— Ми…

— Ну, пан профессор, выпьем за то, чтоб все у нас удалось! — подняла рюмку Мишь, когда за пани Шарлоттой захлопнулась дверь.

Крчма, совсем потерявшись, тоже взял рюмку.

— За Мариана — он должен выпутаться из беды! — Крчма пристально поглядел в смуглое, немножко цыганское лицо Миши — дольше, чем это принято при тостах. — Какая жалость, что я родился не двадцатью годами позже!

Мишь остереглась спросить почему. Не опуская серьезного взгляда, смотрела она ему в глаза. На секунду положила ладонь на его руку:

— Но тогда вы не были бы Робертом Давидом. И вот это была бы страшная жалость. — Ее голос звучал несколько сдавленно. — Вы и не подозреваете, что вы для нас значите…

Ох это множественное число! А как иначе могла она ответить? Так мне и надо, нечего ставить Мишь в такое положение. Ни ее, ни себя. Тогда и водка не оставит во рту горького привкуса, которого обычно от нее не бывает. И никуда я не поеду, точка.

— Вы все тоже значите для меня больше, чем думаете. Без вас я был бы очень, очень одинок, а одиночество — внутреннее, когда вокруг люди, — переносишь тем хуже, чем становишься старше. Всеми силами желаю тебе никогда не знать его.

Крчма чуть ли не силком втолкнул Пирка в комнату следом за хозяйкой дома, и того поразили размеры помещения. Нечто подобное Пирк видел разве что в исторических замках и дворцах.