Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

А через два ряда от нее — рыцарь Мариан Навара. Словно некий суверен, он выше всякого обращенного к нему девичьего интереса, равнодушный, немножко снисходительный и в то же время ласковый и внимательный ко всем. Силой своей личности — некоронованный король класса, всеми уважаемый юный мужчина (да, уже и в седьмом, и в восьмом классе — мужчина!) — вдобавок с ореолом героя после недавней экскурсии в Татры (а волосы его едва отросли на три сантиметра после возвращения из концлагеря). В чем-то, впрочем, Мариан походит на Мишь: тоже часто «пребываете где-то в другом мире, хотя это и не мир фантазии: от Мариана так и веет чувством реальности. И это лучше всего проявилось, когда война сыграла с ним довольно жестокую игру: родители Мариана в тридцать девятом эмигрировали в Англию, какой-то родственник должен был отправить мальчика следом за ними, но уже не успел. Целый год Мариан самостоятельно добывал себе средства на пропитание (достойно уважения для ученика пятого класса гимназии). Потом, стараниями своего однокашника Пирка, Мариан был фиктивно усыновлен одним человеком, но попал из огня да в полымя: приемного отца, коммуниста, схватило гестапо, а вместе с ним и Мариана, только что закончившего гимназию.

Во втором ряду, третье слева — продолговатое лицо с медлительно-задумчивым взором: Камилл Герольд (не только его тонкое лицо, но даже само имя как бы предрекает ему гарцевать на Пегасе). Углубленный в себя поэт класса и сочинитель поздравительных речей; в паре с Мишью дважды в год преподносил мне букет гвоздик: первый — в день святого Франциска (мои именины, это чтоб я не вызывал к доске праздника ради) и второй — в конце учебного года. Красота Камилла не должна внушать сомнение типа „so schon, so blod“! [6] Красив, но глуп (нем.) Для своего возраста Камилл весьма образован и интеллигентен, наделен чуткой мыслью. В несколько беззащитном выражении его глаз ясно читаю, что бывают у него мгновенья, когда сам он видит себя рыцарем Печального Образа. Печаль затаилась где-то в глубинах его души, и эту сущность не закрывает даже внешний налет светскости, который Камилл носит в качестве защитного панциря для своей ранимости.

По каменным плитам школьного коридора близились знакомые шаги, слегка прихрамывающие в ритме синкопы — следствие ранения в первую мировую войну. Действительно, в кабинет вошел пан Понделе.

— Чего я к вам зашел, — объяснил он свое появление. — Вскорости должна заглянуть девчонка Мандёускова из вашего бывшего класса. Потому как я знаю, вам приятно будет повидаться с ней, а она, поди, торопится, как всегда, то я и сказал жене, пускай присылает ее прямо сюда. Фамилия „Мандёускова“ прозвучала как-то чуждо: для Крчмы в классе всегда были только Ивонна или Мариан, Камилл или Руженка и так далее; он обращался по имени к некоторым из них, даже когда они на выпускных экзаменах предстали перед комиссией, возглавляемой немецким инспектором школ. Исключение — никто не знает почему — с самого начала составлял только Пирк. Его фамилию Крчма произвел в дружеское обращение, как если б это было просто имя.

— Да вы садитесь, дядюшка. Что же это за дела у вас с Ивонной?

Пан Понделе через плечо Крчмы скептически глянул на фотографию класса.

— Оно и видать, в точку попал. Вы ведь досель не можете забыть свой знаменитый восьмой „Б“.

(Из всех преподавателей к одному только Крчме пан Понделе обращался без отчужденного и безличного „пан профессор“, и Крчма ценил это.)

— Так ведь и вы их не забываете, пан Понделе; а то не пустили бы их в свою квартиру, не отдали бы свое вино для выпускной вечеринки!

— Положим, и следующим выпускам от меня кое-что перепало, — нахмурился служитель. — А что касается дел, — вернулся он к вопросу Крчмы, — то дела — это когда выгоду получают обе стороны. От девчонки же Ивонны мне одни только хлопоты. Теперь ей, видите ли, понадобилась копия аттестата зрелости. Вот я и был такой добрый, побегал, выцарапал, да еще с печатью нотариуса.

— Да уж, у Ивонны всегда был талант заставить служить себе кого угодно. — Крчма нашел взглядом на фотографии ее красивое, в высшей степени фотогеничное лицо, обрамленное пышными золотыми волосами.

— Ну, вы-то выражаетесь больно уж благородно, а я сказал бы попросту: выдрессировала девка целую свору собачонок… Даже за стаканом молока с булкой для нее бегали, бывало, мальчишки на большой переменке! Да после уроков таскали ее портфель с книжками до самого дома!