— Что ж, мы с тобой действительно здесь «zu zwei», хотя и далеко не «ganz allein», — наклонилась Ивонна к Нику. — И вообще этот шлягер начинает действовать мне на нервы.
— Потерпи, Айв, сойдем на следующей пристани.
Надо мне было сделать по-своему, взять с собой Монику. Но Ник сказал утром: «Да ей приятнее играть в саду с соседской Хейди, там ей лучше всего. Ты с ней всю неделю, в кои-то веки и мне захотелось побыть с тобой». Право, довольно неожиданно — услышать такие слова от Ника, и какая женщина устоит перед подобным внезапным проявлением чувства? А все-таки надо было взять дочку с собой: ей понравился бы треугольный след за кормой и то, как покачивается наш катер на волнах от встречных пароходиков, и руины древних замков на холмах над рекой. Только, пожалуй, недоумевала бы девчушка при виде огромной, мрачно-помпезной статуи Германии, что торчит вон там на склоне… А я родилась в пражском районе Погоржелец, в куклы играла в парке Страговского монастыря (вернее, забиралась с куклами на деревья), и как-то нет у меня желания рассказывать Монике о Нибелунгах…
«Ich kam vom Fern gezogen, zum Rhein, zum Rhein…» [64] «Пришел я издалека на Рейн, на Рейн.» (нем.).
Прямо будто нарочно для меня выбирают эти шлягеры! Но песня вдруг оборвалась на полуслове, вместо этого в репродукторе прозвучало: «Рюдесгейм!»
Катер подваливал к берегу; приблизилась большая доска на пристани с названием города, матрос на носу бросил чалку.
Сошли в этом прирейнском городке; прибрежные трактиры забиты экскурсантами, отовсюду несется пронзительная хмузыка радио, в одном трактире играло «живое» трио, вроде бродячих музыкантов.
«Einmal am Rhein, so ganz allein zu zwei…»
О господи, опять!
— Пить хочу, как верблюд, но сюда я ни ногой.
— А выдержишь дорогу до вышки, Айв? — Ник показал рукой на высокий холм. — Там есть шикарный трактир «Schwalbennest» [65] «Ласточкино гнездо» (нем.).
, и оттуда — шикарный вид, и напитки у них что надо.
В гору, так в гору — дорога вела между аккуратными виноградниками, позади слабел, а впереди усиливался шум как бы одной огромной ярмарки: павильоны, в которых предлагают на продажу послевоенные американизированные дешевые товары самого разного назначения; перекрывающие друг друга звуки музыки: пение подгулявших «туземцев» и наивных чужестранцев, очарованных этой ярмарочной, довольно банальной пестротой; издали даже руины замка на скалистом утесе выглядят как ярмарочные декорации!
— Виски, джин со льдом, а может, твою родную «Sliwowitz»? [66] На немецкий лад трансформированное название сливовицы.
— осведомился Ник, с трудом — и, естественно, по-английски — уговорив официанта найти для них столик на террасе, откуда открывалась глубоко внизу великолепная излучина Рейна.
— Раз уж я на Рейне, не стану пить шотландские дистилляты!
Отличный рейнский рислинг, к удивлению Ивонны, понравился и Нику. Странный народ американцы: виски хлещут как лошади, а белого вина, не теряя пристойности, выдерживают не более чем пару бокалов. Захмелев, Ник улыбается особой мягкой, снисходительной полуулыбкой, противоречащей его неулыбчивой душе.
«Einmal am Rhein, so ganz allein zu zwei…»
— Я от этого с ума сойду! — Ивонна зажала уши. Нашелся бы камень под рукой — швырнула бы в репродуктор! — Надо было взять Монику, — упрямо повторила она, чтоб отомстить за шлягер, — Рейн ей понравился бы.
— Четырехлетний ребенок еще ничего не понимает в природе. И нравится ему разве что мороженое.
— Зато ей понравились бы встречные пароходики и серебристый шлейф, который они тянут за собой. Воскресенье, а девочка опять в том же саду у соседки… Ей, кстати, придется отдельно уплатить за то, что Моника часто у них обедает.
— Да, ребенок несколько осложняет нам жизнь…
Ник хотел заказать еще бутылку, но Ивонна его удержала. Тогда он решил прихватить эту бутылку на дорожку.
— Об этом тебе следовало подумать, когда ты после двухмесячного отсутствия явился ко мне в Парк-отель!
— Я совсем не это имел в виду, но все-таки руки у нас связаны.
— Так что мне, убить ее, как курчонка?!
— Айв, дарлинг, лучше выпей. Рислинг превосходный, но все-таки я закажу еще рюмочку виски, чтоб малость протрезветь. А потом пойдем дальше, пока солнышко высоко.
И зачем он тащит сегодня фотоаппарат, да еще сумку со всеми принадлежностями? Не такой Ник человек, чтоб снимать Лорелею или пароходики на Рейне…
Шли к развалинам по гребню холма. Что его туда влечет? Ник, кажется, в жизни не сделал ни одного пейзажного снимка, природы он как бы вовсе не замечает. Или в самом деле опьянел?
Читать дальше