Адельхайд Дюванель: Под шляпой моей матери

Как белые слезы, падают с неба чайки, вороны юга; их отчаянные крики ужасают меня. Потом я вижу двух цыганят; в традиционной позе, с гордо поднятой головой, они вышагивают вдоль берега. (Я спрашиваю себя, происходит ли наша плохая осанка, наше сгорбленное ковыляние от школьной скамьи, от сидения за партой, за рулем, в кино? Как я позже установила, ни один из них не ходил в школу; у их отца нет машины; они не знают о кино и никогда не будут сидеть в офисе. Они рыбачат, продают всякую всячину и при этом поют). У старшего паренька в ведре три рыбы; их животы того же цвета, что и темное море: лиловое и серебристая бирюза.

Пока я полностью отдаюсь созерцанию моря, Йозеф давно запрыгнул в воду, совершил заплыв и, стуча зубами, вернулся; его волосы топорщатся в порывах мистраля, как мокрые перья. Хуго смеясь шлепает Йозефа по ногам, они похожи на двух чужеродных, покрытых песком зверей. Йозеф наклоняется и выкапывает из песка несколько мелких крабов; они выглядят как крошечные чудища на детских рисунках. Потом мы отправились искать ночлег.

Жил да был петух по имени Ойген, который думал, что его гребешок это корона, и называл себя королем. Куры и другие петухи смеялись над ним и не думали его почитать и служить ему, что страшно его злило.

Он начал учить язык людей, а когда выучил, вышел на улицу и крикнул: «Я король!» Люди сильно испугались, ведь они никогда еще не видали говорящего петуха, и сказали: «Ты не только наш король, но и наш бог», что необыкновенно польстило петуху, а настоящего Бога разгневало.

Ойгену хорошо жилось у людей; они почитали его и хорошо кормили. Но поскольку он был не богом, а всего лишь петухом, возжелал он страстно курицу по имени Тимьянка и стал отцом. Люди поначалу немного смутились, но быстро опомнились и стали говорить друг другу: «Он удивительный бог, он не чурается любить обычную курицу».

Когда приблизился смертный час, петух очень удивился и прошептал: «Но я же бог! Разве бог может умереть?» Да и люди были поражены, увидев его таким бледным и больным, но опять быстро опомнились и стали говорить: «Он удивительный бог, он не чурается умереть, как мы».

Но тут великий гнев обуял настоящего Бога и он запретил смерти забирать Ойгена. Петух жив и теперь, иногда выходит на улицу и говорит: «Я ваш бог», но люди лишь изредка проявляют к нему интерес. Он внушает им отвращение. Поговаривают, однако, что куры и другие петухи иногда шушукаются, будто он и правда бог, ведь они никогда еще не видали петуха, который бы жил вечно. Недавно, когда он ковылял по Ратушной площади, они разразились криками «Ура».

Месяц тонким золотым клювом пил тучи, но они появлялись снова и снова и усаживались на деревья. Никлаус сначала не уделял им никакого внимания, но когда они стали свисать отовсюду, как уставшие крылья, прилипли повсюду, как черные грибы, он подошел к окну и, испуганно наморщив лоб, выглянул наружу. Он любил все время сияющее синее небо, и это нападение туч внушило ему такой ужас, как если бы его друг внезапно начал кашлять огнем. Было четыре часа дня, но домов в деревне было не видать, словно ночью. Ветер свистел, деревья рисовали тайную картину.

Никлаус любил листья и цветы, капли росы, ветра и воду, птиц и раковины, девушек и звезды. Он был мал, черноглаз и высокомерен как черт и носил рубашки с удивительно высоким воротником, их покупала ему мать, которой сын казался большим и сильным. Раньше он был учителем танцев, теперь же собирал лягушек и читал стихи, которые сразу же запоминал наизусть. Его память была настолько хороша, что мышление стало излишним, поэтому он жил счастливо и умиротворенно, пока лупоглазый, прожорливый мир не тревожил его, пока он хорошо ел и пил и пока сверкающие волосы солнца растекались по холмам, лугам и крышам. Он не любил людей, точнее: ребенком он страстно интересовался ими, страдал из-за них, однако им все это было не нужно, с отчуждением и нежеланием отворачивались они от неудобного «фарисея», «апостола», «пророка», как они его называли. Они смеялись над ним, как над клоуном.

Тучи продавили оконные стекла и проникли в дом, где их ждал Никлаус. Он спросил: «Что вы от меня хотите? Я люблю хорошее, чистое и прекрасное». Тучи не ответили, а быстро скучились вокруг него, давили и душили, растекались и снова собирались воедино, словно призраки или злые бабы. Никлаус вспомнил о клюве месяца, пившего тучи, и повторил за ним: он пил и пил, пока не умер. Умирая он увидел радугу. Он тут же превратился в корабль и поплыл под ней, до самого моря и еще дальше, туда, где солнце играючи заплетает свои сияющие волосы в косы и поет, пока ветер играет его широким платьем. Большие, красные птицы порхают вокруг, а в росистой траве резвятся медведи.