Адельхайд Дюванель - Под шляпой моей матери

Пять часов вечера и темно. Холод затачивает углы домов, а крыши шлифует до остроты. В некоторых окнах тощие рождественские елки. Якоб возвращается из офиса домой. В цветочном магазине на первом этаже его дома горит свет. Он смотрит в окна хозяйки, с которой он никогда не здоровается, он думает, что она мучает свои цветы; жене он покупает цветы, в основном, в другом магазине. Два раза в неделю Якоб посещает психиатра; он ложится на кушетку и тут же засыпает. До сих пор ему так и не удалось обрисовать врачу свои переживания по поводу замученных цветов. Он замечает, что рядом с ним встает какой-то господин, слышит, как тот откашливается, а затем тихий, глухой голос: «Почему Вы еще не донесли на флористку? Вам не стыдно быть соучастником преступления против цветов»? В отличие от дневных и ночных снов, теперь ему нечего ответить.

Две монашки из одного закрытого монастыря, который теперь открыли, и девочка Йоханна едут по эскалатору торгового центра и смеются. Или Йоханна прячется под столом, потому что звонят в дверь. Бабушка спрашивает: «Почему ты прячешься? Как ты думаешь, кто это?» Йоханна отвечает: «Новый мужчина». В выходные Йоханна, как по волнам, путешествует в доме на колесах. Ночью она и бабушка спят сзади, мама и ее друг на передних сиденьях. Или: Йоханна плюет на мамины вещи и размызывает слюни.

Повзрослевшая Йоханна залезает в окно подруги; она заваривает себе ромашковый чай, курит и читает Фому Аквинского. Солнце падает на маленькое зеркало в птичьей клетке, где прихорашивается волнистый попугайчик; свет, который круглое стекло отбрасывает на стену, скачет по всей комнате, как будто кто-то бросает об стены золотую монету.

Подруга Йоханны страдает болезнью, от которой несколько раз на дню внезапно засыпает и видит сны; когда ее будят, она приходит в бешенство. Однажды обед, который ей приснился, был гораздо вкуснее того, на который ее пригласили; она была вне себя от ярости, когда хозяйка разбудила ее и пригласила к столу.

Йоханна выглядывает из окна и видит березу, которая еле-еле двигает кончиками пальцев. Йоханна принесла для подруги подарок: золотой ноготь. Его носят на мизинце и от него исходит почти королевское сияние; мужчины, женщины и дети изумляются и качают головами.

Йоханна прождала несколько часов, но подруга так и не пришла забрать великолепный, соблазнительный подарок. Темнеет; за окном через мост, словно тени, идут люди. Комната без верхнего освещения, от торшера в углу голой комнаты света не много. Внезапно сердце Йоханны холодеет; радость соскальзывает с ее лица, как прекрасная, сияющая маска. Она берет со стола пакетик, приготовленный для подруги, кладет в карман, надевает куртку и вылезает из окна.

Маленькая девочка напевала в трамвае, потом спросила у мужчины, которого я приняла за ее отца: «Знаешь, что я пою?» Когда он ответил отрицательно, она сказала: «Ребенок зовет маму, зовет и зовет и никак не дозовется». Я сидела за малышкой. Кто-то крикнул: «Марко!» Окликнутый отозвался: «Ты мне или ему? Нас обоих зовут Марко». Меня бил озноб. Мне хотелось только одного: наружу, выйти из трамвая и прогуляться по прямой, ровной, как линейка, улице как человек, который располагает временем и видит приятные сны. Или по мосту, по которому так же гуляет ветер и волокут кровать на колесиках двое одетых в белое мужчин. Марко звали моего друга, у меня в голове всплывали разные образы: Марко-пьяница, Марко в шляпе, Марко на лошади, Марко на тротуаре, Марко-игрок, Марко-повар, Марко в уборной, а я глажу его по голове, ему это так нравилось. Ночью я услышала плач дочурки: «Где Марко? Марко это еще и моя мама».

Когда я вышла из трамвая, увидела, что его вела женщина; но ее голос звучал, как мужской. Было так темно, словно провалы улиц заткнули черными тряпками. Я иногда думала, что прозрачна и люди могут читать мои мысли. Однажды ночью, я крикнула номеру 143: «Протянутая рука». Сухой голос отозвался: «Телефон доверия». Я сказала: «Мне страшно». Он ответил: «Позвоните в полицию, полицейские будут искать Марко на патрульной машине. Поднимитесь на высокую гору и депрессия исчезнет».

Теперь я представляю себе, что мертвый водитель сидит скрючившись в своем кресле, но пассажиры тем не менее с полным доверием садятся в трамвай. Я спотыкаюсь, потому что, как обычно, в течение дня слишком много пила. Некоторые дома вдали были ко мне совсем близко, другие, стоявшие поблизости, казалось, были вдалеке. Я радовалась предстоящей встрече с дочуркой у моих родителей этим вечером: еще не все было потеряно. Моя маленькая дочь наверняка построила для меня на ковре дом из кубиков.