Марат Басыров - Печатная машина

Наконец майор справился с моей болезнью. По крайней мере, он так решил. Снова приходили офицеры и заглядывали мне в рот, цокая языками. Они восхищались проделанной работой. «Да, — говорили они, — Палыч (майор) — мастер, бляхо! Поставил на ноги, буквально с того света вытащил пацана. Мастер, что и говорить».

Майор млел от удовольствия, похлопывая меня по плечу, а я стоял с открытым ртом и вместо благодарности испытывал ненависть. Я был подопытным кроликом, только и всего. Я был лысой черепахой в коробке из-под обуви. Я был черт знает кем.

Уколы прекратились, последняя таблетка была проглочена.

Наступало время прощания.

Наутро за мной должна была приехать машина, но до этого должна была прийти она.

Я ждал ее, боясь сомкнуть глаза. Боясь пропустить самый первый момент ее прихода. «Этот раз будет последний», — стучало в моей голове. Последний.

Она вошла и включила свет.

Ослепленный, я сел на кровати.

— Одевайся, — она вывалила мне на колени мою одежду. — Живо.

Ничего не понимая, я принялся судорожно одеваться.

Она смотрела на меня, и я видел, как дрожат ее руки.

Наконец я натянул сапоги, надел шинель и шапку. Подпоясался ремнем.

— Готов? — в ее глазах стояли слезы.

Я кивнул, не в силах что-либо сказать.

Каким-то шестым чувством я понял, что происходит. Что должно было сейчас произойти.

Мы вышли за порог, и она отперла входную дверь в торце коридора. Сразу пахнуло морозным воздухом. В голове стало ясно и пусто. Она пропустила меня на крыльцо. Передо мной чернело небо с мириадами звезд. Слева желтела половинка луны.

Я обернулся к ней.

— Беги, — сказала она и вдруг перекрестила.

Я молча смотрел на нее.

— Беги, — повторила она.

И я побежал.

Я бежал, стараясь не думать, кого я оставлял за своей спиной и что ждет меня впереди. Я бежал без всякого желания оглянуться, в страхе вместо женского силуэта в прямоугольнике света увидеть вырастающий на горизонте огромный ядерный гриб. Я бежал к тому, от чего пытался скрыться более месяца назад, понимая, что скрыться невозможно. Теперь понимая очень хорошо. Мой бег был легок и прозрачен. С каждым шагом я все больше растворялся в ночном воздухе. Который уже не обжигал моих легких. Потому что я. Постепенно. С каждым вдохом. Становился им.

У нее были короткие ноги и большая задница. Она шла впереди меня, постоянно оглядываясь и глумливо мне улыбаясь. Что-то дикое сквозило в ее взгляде — это сбивало с толку. Я не мог понять, что я к ней чувствую. Не мог собрать все свои ощущения в один пучок. При ходьбе она крутила жопой и так, и эдак — наверное, ей казалось, что это должно выглядеть соблазнительно. Господи, мне оставалось полтора месяца до дембеля, и весь ее нелепый вид и все вульгарные движения были ничто по сравнению с тем, что мне пришлось пережить за последние два года. Я воспринимал это как окончание трудного пути. Весь этот затянувшийся бред сжался до размеров ее крепко сбитого тела, которым мне пока никак не удавалось овладеть, — может быть, потому, что я привык, что до сих пор он сношал меня, а теперь вот по какой-то необъяснимой прихоти решил подставить свой зад.

Ее звали Рита, ее звали Марго и, наверное, звали как-то еще, но все эти имена были невесомы, пусты, потому что не имели никакого значения. Все, что я хотел, это справиться с собой, со всем тем, что происходило внутри меня, что открывалось неявственно, но довольно ощутимо. Я шел за ней по тропинке, меж камышей, время было раннее, бежевая ночь медленно перетекала в такого же цвета утро, и где-то вдали гудел паровоз, который должен был увезти меня из этих мест.

И вот она крутила задом, играла ножными мышцами, немного подпрыгивая при ходьбе, — так, что я, глядя на нее, невольно ощущал себя стариком, измученным и печальным, обреченным на то, чтобы только смотреть и вздыхать, не в силах найти подходящих слов, не говоря уже обо всем остальном. Это было четвертым нашим свиданием, а я никак не мог ей присунуть, потому что мой член в последний момент тушевался, как если бы вдруг увидел себя в зеркале и ужаснулся вздутых вен у самой своей головки. Дойдя до большого валуна, лежащего, как в русских сказках, посреди дорожки, мы прощались. Она что-то еще говорила, гримасничая изо всех сил, целуя меня крепкими губами, словно высасывая последние остатки моего мужества, и, махнув ладонью, скрывалась за поворотом. За ней смыкались камыши, она ныряла в них наподобие болотной русалки, и мгновенно все стихало. Я брел обратно, утомленный бессонной ночью и безуспешной борьбой со своей слабостью, отягощенный чувством бессилия и тоски. Все это выглядело нелепо, я был сломлен и в то же время понимал, что вся эта чепуха закончится сразу, как только я сяду в свой вагон.