Пэлем Вудхауз: Еще одна рождественская песнь

-- Разумеется. Но какая прекрасная смерть! Ты правда намерен все это поглотить?

-- Это то, что мне придется поглотить, когда я буду обедать у моей тетки на Рождество. Если я пропущу хоть что-то, она навсегда откажется разговаривать со мной, и каюк моему партнерству в интерьерах и антиквариате, -- сказал Эгберт и с лаконичной четкостью человека, занятого на государственной службе, изложил суть своего щекотливого положения.

Доктор Поттер слушал его внимательно, а по заключении печальной истории сказал "хм", добавил "ха", а затем снова подбросил "хм".

-- Ты уверен, что твоя воздержанность в пище оскорбит тетку, про которую ты говорил?

-- Такого она мне никогда не простит.

-- Тогда ты должен выпутаться из этого обеда.

-- Выпутаться из него я не могу.

-- Нет, можешь, при наличии веской причины. Вряд ли она на тебя обидится, если ты сляжешь с бубонной чумой. Я могу впрыснуть тебе бациллы, которые обеспечат тебя такой бубонной чумой, какую только сердце пожелает.

Эгберт взвесил это предложение. Он полностью оценил его хитроумие, но тем не менее заколебался.

-- А на что похожа бубонная чума?

-- Да, пожалуй, ни на что. Кроме, конечно, бубонной чумы.

-- Какие-нибудь боли?

-- Сам я никогда ею не хворал, но слышал, что при этом испытываешь какие-то странные ощущения.

-- Кажется, покрываются сыпью?

-- Обычная для нее процедура, если не ошибаюсь.

Эгберт покачал головой:

-- Нет, пожалуй, не стоит.

-- Тогда прибегни к несчастному случаю.

-- Какому несчастному случаю?

-- Выбор очень широк, но, пожалуй, проще всего будет попасть под такси.

-- Ты когда-нибудь попадал под такси?

-- Десятки раз.

-- Это больно?

-- Только щекотно.

Эгберт поразмышлял:

-- Да, пожалуй, это наилучший выбор.

-- Бесспорно наилучший.

-- И вовсе не обязательно под него попадать. Просто сойду с тротуара и выставлю ногу.

-- Вот именно. Остальное завершит колесничий.

Легкий снежок возвестил приход Рождества, как и красногрудые малиновки и все прочее, с чем оно ассоциируется, и по мере того, как утренние часы сменялись дневными, решение Эгберта последовать совету доктора все больше укреплялось. Он не вполне верил утверждению последнего, что соприкосновение с такси вызывает лишь ощущение щекотки, но даже если результаты будут много хуже, избежать их он не мог. Направляясь в сторону дома своей тетушки, он приободрился, заметив, что дефицита в нужных машинах не наблюдается. Они десятками проносились туда и сюда, и выставление ноги перед одной из них было вполне по плечу даже наименее одаренному из людей. Требовалось только сделать выбор.

Первое приближающееся такси он отверг, почувствовав антипатию к усам шофера, второе -- потому что не одобрил его цвета, и как раз намеревался шагнуть навстречу третьему, которое отвечало всем его требованиям, но застыл с поднятой ногой в воздухе. Он внезапно вспомнил, что ко дню рождения тетушки одиннадцатого февраля он уже покинет одр страданий и она будет ожидать его присутствия на банкете, которым всегда отмечала годовщины дня своего появления на свет. А эти банкеты, как он знал по опыту, изысканностью и великолепием блюд не уступали рождественским.

Разумеется, у него оставалась возможность сделать подножку какому-нибудь другому такси десятого февраля, но, если он поддастся этому искушению, как отнесутся к этому вышестоящие на его служебной лестнице? Не покачают ли они головами, и не скажут ли друг другу: "Муллинер впал в рутину", и не решат ли, что лучше отказаться от услуг подчиненного с такой тягой к несчастным случаям?

Эта мысль заморозила обе его ноги и заставила задрожать оба его подбородка. Жалованье, которым налогоплательщики обеспечивали Эгберта за питье чая в четыре часа, не было таким щедрым, как ему хотелось, но других средств к существованию у него не имелось вовсе. Лишившись его, он станет нищим. И не сможет даже просить у прохожих на хлеб насущный, поскольку его лечащий врач категорически запретил ему все мучное. Оставалось только одно. Какую бы цену ни пришлось уплатить за это, он должен продолжить путь до дома своей тетушки, а там с тяжелым сердцем поглотить икру, черепаховый суп, индейку, рождественский пудинг, фруктовые корзиночки, горячие булочки с маслом и засахаренные фрукты, запивая все это хересом, шампанским, портвейном и ликерами. Если произойдет худшее, размышлял он, так как был философом, что же, в мире одной могилой станет больше.

Тем не менее при всей своей философии он не излучал бодрости, когда завершил путь и обменялся поздравлениями с тетушкой в ее роскошной гостиной. Он обратил внимание, что со времени их последней встречи тетушки стало заметно больше. Она тоже начала жизнь бойким пухленьким младенчиком, выросла в сферическую девушку и кончила одной из трех самых корпулентных женщин в лондонском Уэст-Энде.