Алексей Серов - Обеднённый уран. Рассказы и повесть

Проще всего в такой ситуации: прямо сейчас, хоть пешком, уходить. Как можно дальше. И пускай сами тут разбираются.

Но дело-то в чём. её ведь мне Он доверил. Он сам. И я теперь понимаю, точно знаю, чего он хотел.

Нужно Ему было, чтоб я за ней приглядел, не давал в обиду, стал старшим другом, наставником. Кем-то вроде телохранителя. да, вот именно телохранителя. Потому что в теле-то этом пребывал сейчас Его отпрыск.

Может, жениться на ней для полноты картины? Буду прямо как старый Иосиф. всё навыворот.

А подойдёт ей время рожать — кто появится на свет в результате этого чудовищного брака?

К такому исходу я был подготовлен всей предыдущей жизнью. Допрыгался, козлик, доигрался, жлоб законченный.

Я должен стать лжепророком, предтечей этого зверя из бездны. Не того зверя, который в бездне, а того, кто должен явиться в результате полупорочного. нет! сверхпорочного зачатия на озере. Тот ящер сожрать только тело может — этот же, я чувствую, будет души пожирать без остатка. Но папа его уже твердо знал, к кому обратиться и кого выбрать на роль помощника, друга сердешного.

Я сам поражён был, до чего просто и естественно согласился принять предложенное. Я — как сбившийся компас, уверенно показывающий не то направление. Попадаешь в место, где под ногами много железа — например, когда-то здесь упал древний метеорит — и без зазрения совести начинаешь действовать вкривь и вкось, а уверен при этом, что так и надо, так хорошо.

Наверное, внешне человек более всего открыт для соглашения со злом, а не с добром. Примером здесь послужит тот момент, когда Гламисский тан Кавдорским таном стал. И вот нам кажется, будто оно, зло, всё время побеждает. Но это лишь первое инстинктивное движение человека. Ему полностью нельзя верить. Ибо человек слаб, и в том-то и его спасение.

Поищи себе кого другого!

Меня очень привлекает явившаяся возможность. не то чтобы бросить открытый вызов многократно превосходящей силе. но встать перед ней открыто и честно, и посмотреть этой силе в древние её глаза под белыми шёлковыми бровками — без страха, даже весело. Даже посмотреть на неё, эту превосходящую силу, как на свою законную добычу. И чтобы она, тварь, это ясно ощутила!

Далее всё шло так.

Дачные дела были позабыты. Я мгновенно стал близким другом семьи, помог Валентине пережить тот ответственный момент, когда Васенька узнал о беременности своей дочери. Что там было, рассказывать не стану, да это и понятно. Вопли: „Убью! Убью!!“ Ругань, беготня по участку с топором — сначала за Валентиной, потом за Илоной. Зачем-то Васенька и на меня накинулся, вырвал записную книжку и пытался затолкать её мне в рот. Пришлось дать ему легонечко под дых.

Потом начались слёзы, длинные пьяные сопли повисли на щетинистом подбородке Василия. Горестно размахивая ими, он сидел на крыльце и клялся, что никогда, никогда… что теперь у него нет дочери. что пусть убирается туда, где. Я топтался сбоку, чувствуя себя детсадовским воспитателем, у которого группа малышей на прогулке передралась и ноет.

Но в конце концов примирение состоялось.

Я уговорил родителей Илоны как можно быстрее отвезти её на обследование. Валентина возражала: мол, срок совсем небольшой, что там может показать УЗИ? Непонятно будет даже — мальчик, девочка?.. Васенька тоже возражал. Милые, наивные, трогательные люди. Боже, как я их люблю.

Было трудно, но я справился.

Мария не удержалась от приглушённого возгласа:

— Господи, что это за урод? А сердце у него где?! Как он вообще дышит. и почему живёт?

В этот момент, глядя на Машу, я понял, что она близка к обмороку.

На экране ритмично сокращалась зубастая амёба с прищуренными злыми глазками.

Плод был уже очень большой, несмотря на крошечный срок пребывания во чреве. Если бы дело шло так и дальше, Илона ни за что не смогла бы родить — наливающийся тёмной силой бессердечный младенец разорвал бы её изнутри. Консилиум твёрдо решил, что срочного аборта не избежать.

Валентина с Васей в коридоре упали друг другу в объятия. Они рыдали — кажется, оба уже всерьёз настроились на скорых внуков.

Проводивший операцию коллега почувствовал, как кто-то укусил его оттуда за руку. Потом место укуса воспалилось и долго болело.

Кстати, дача-то оказалась вовсе не его. Я так и знал. Слава Тебе, Господи!»

17. «Прошло полгода, на дворе январь, стоят крещенские морозы.

Мы с Марией поженились, она ждёт ребенка.

Я по-прежнему знаю: Он — там. И страшно представить, что, когда я начну шуметь своим буром, пробивая лунку, эта тварь может взметнуться из-подо льда, каким бы крепким он ни был.