Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

— Это один болван, ваш человек.

— Думаю, что это недоразумение, господин Албу.

— Нет, никакого недоразумения. И вы это так же хорошо знаете, как и я.

Вольман удивился, почему он не позвонит слуге и не выгонит этого человека. Год назад он не позволил бы ёму даже войти в эту комнату, а сейчас какое-то необъяснимое чувство заставляло его сидеть неподвижно, слушать Албу и смотреть ему в лицо. Он закурил сигару и сказал холодно, иронически:

— Не понимаю, дорогой Якоб. И все же я убежден, что ты пришел сюда ко мне не для того, чтобы говорить о господине, которого я даже не знаю.

Албу закусил нижнюю губу и пристально посмотрел на Вольмана. Глаза у него были такие черные, что барону показалось, будто это зрачки расширились и стали громадными, как пуговицы, а радужная оболочка совсем пропала.

— Он арестован, — коротко сказал Албу.

Вольман едва заметно вздрогнул. Прижал ладони к холодному стеклу, лежавшему на столе, посмотрел на свои пальцы: они не дрожали. Успокоился.

— Очень рад, — сказал он наконец вежливо. — Только видишь ли, дорогой Якоб, не знаю, зачем тебе понадобилось сообщать мне все это.

Под отсутствующим взглядом Вольмана Албу на мгновение растерялся.

— Может быть, вы не совсем точно представляете себе, кто я такой, — сказал он, несколько более подчеркнуто, чем надо было.

— Нет, я знаю…

— Весьма рад, господин Вольман, ибо как должностное лицо я и пришел…

— Меня в чем-нибудь обвиняют? — серьезно спросил Вольман.

— Нет, — засмеялся Албу. — Не-е-ет… Но Перчига обвиняют. — Он потушил сигару о тяжелую бронзовую пепельницу. — Перчиг в моих руках. — Он стал считать по пальцам — Попытка тайно перейти границу, нелегальный провоз валюты — сорок тысяч долларов…

— Хорошо, что ты его арестовал, — сказал Вольман неуверенно.

«Он узнал все. Но почему он сам лично пришел ко мне, а не вызвал меня в полицию?» Важно быть твердым с ним. Все еще можно устроить. Не имеет никакого смысла отрицать и дальше.

— Речь идет о Перчиге, счетоводе фабрики? Откуда у него такая большая сумма? Я и не знал, что у Перчига есть доллары…

Албу пришел в ярость. Он сжал кулаки, и Вольмана вдруг охватил неожиданный безотчетный страх.

— Вам следовало бы понять, что только от меня зависит, как обернется это дело. — Он встал со стула и навалился грудью на стол перед Вольманом. — Перчиг во всем сознался: вы послали его для помещения долларов в Цюрихский банк на имя мадемуазель Клары. Так вот: не будем играть в прятки! Я предупреждал вас, что мы еще встретимся!

— И чего же вы теперь хотите, господин Албу? — неожиданно спросил Вольман.

Албу смущенно замолчал. Он пожалел, что не сдержался.

— Да я… видите ли… — Он стал рыться в карманах.

— Прошу, — протянул ему Вольман портсигар.

— Хм… «Лаки Страйк»… Слишком слабые… Благодарю.

Вольман посмотрел ему в глаза.

— Хотите, чтобы Перчиг положил половину суммы на ваше имя?

— Нет, — удовлетворенно засмеялся Албу. — Я предпочитаю… — он ударил пальцем по правой ладони, — румынские, если можно.

— Я вижу, что мы договоримся, — в первый раз улыбнулся Вольман. Но так спокойно, будто все, что было сказано до этого, был всего-навсего простой, обычный разговор. — А Перчиг? — спросил он.

— Завтра вечером будет спать дома, — сказал Албу. — И было бы неплохо, если бы, когда он снова отправится, меня поставили в известность.

— Я скажу об этом Перчигу. — Вольман снова улыбнулся. — Он очень испугался?

— Он рассказал все…

Тогда он больше не пойдет.

— Это слабый человек. — Албу наклонился к Вольману. — Возможно, я смогу найти кого-нибудь…

Вольман не ответил.

— Впрочем… Что это я хотел сказать? Ах, да. У меня много друзей… — Он подмигнул. — Бэрбуц из уездного комитета… очень обязан мне…

— Я рад, — сказал Вольман скучающим тоном.

Албу вытащил из заднего кармана брюк большой синий конверт. Вольман взял его и запер в ящик стола.

— Извините, я на секунду выйду…

— Пожалуйста, господин Вольман, прошу вас…

Оставшись один, Албу осмотрелся. «Это уже кое-что. Дела идут чертовски хорошо».

Вольман вернулся с конвертом и положил его на стол перед Албу. Оба молчали. Албу смущенно кашлянул, потом сунул конверт в карман. Вольман машинально спросил:

— На улице все еще дождь? — И продолжал, не дожидаясь ответа: — Скажите, пожалуйста… Ведь у вас в руках было сорок тысяч, и вы всецело могли бы ими распоряжаться… Зачем же все это?

— Возможно… в один прекрасный день и я попрошу вас об одолжении, — сказал Албу и засмеялся. — А вообще-то мне не нравится иметь дело с иностранной валютой. Как будто в кармане у тебя динамит.