Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

— Сегодня будем пировать, — и вынимал из кармана кусок колбасы. Дальше этого его фантазия не шла. На ужин — колбаса.

Всякий раз, когда Флорика просила его принести чего-нибудь поесть, Андрей приносил колбасу.

— А другого ты ничего не нашел?

Хорват с невинным видом качал головой.

— Я нашел только это. Вкусно и дешево.

Наступил вечер. Флорика не знала, куда деваться.

«Теперь, конечно, Андрей вернулся с фабрики. Наверное, нашел записку». С минуты на минуту она ждала, что увидит, как он входит и приказывает ей: «А ну, собирай вещи и отправляйся домой! Что это еще за глупости!» — «По правде сказать, я была бы даже довольна, если бы пришел Андрей и увел меня домой. Не надо было бы объясняться с Руди». — Она жалела о своем необдуманном поступке. Что ей здесь понадобилось, в чужом доме? Что сказать Руди, если ночью он захочет лечь с нею? Как прогнать его?..

Около десяти, когда Руди вернулся домой, у Флорики уже был упакован чемодан.

— Прости меня, Руди, — сказала она. — Я знаю, что покажусь тебе несерьезной… Я недостаточно все обдумала… Мне следует вернуться… Даже если будет трудно… Здесь я никогда не смогу почувствовать себя дома. Ты добрый, ты поймешь… Прости меня…

Руди положил на стол пакет, который принес с собой; руки его бессильно упали. В этот момент Флорика увидела, какой он старый. Ей захотелось приласкать его, сказать доброе слово, но она не могла ничего найти. Пошла к дверям. Руди уступил ей дорогу и так и остался неподвижно стоять, даже не поглядел им вслед.

На улице Софика увидела, что ее мать плачет. Она тоже начала плакать. Флорика не боялась. Она верила, что у нее хватит духу посмотреть Андрею прямо в глаза. К ее удивлению, в окнах не было света. Неужели он лег спать?.. Ну, ничего… Она подошла к окну и легонько постучала пальцем по стеклу. Она знала, что Андрей засыпает медленно и вздрагивает при первом же шуме. Никто ей не ответил. Она постучала еще раз. Потом обошла дом вокруг и обнаружила ключ под половиком, куда сама его положила. Она вошла в дом. Видно было, что Андрей еще не возвращался с фабрики. Она взяла письмо, хотела порвать его, потом передумала. Нечестно уничтожать его. Она даст ему письмо, когда расскажет обо всем случившемся. Флорика уложила девочку и занялась приготовлением ужина.

В полночь, видя, что она ждет напрасно, Флорика подумала, что, может быть, не надо было возвращаться домой. Однако она прогнала от себя эту мысль. Конечно же, у него важное собрание. Она постелила постель и легла спать.

Ночью небо прояснилось, и утром горячее солнце залило ярким светом дворы, крыши, окна и зеленую листву деревьев. Какой-то парнишка тряхнул тонкий ствол акации — капли вчерашнего дождя окатили его друзей. Звенел смех, глухо отзывалось эхо, будто ропот толпы, доносившийся откуда-то с необъятной сцены, из-за кулис.

Вахтер широко распахнул серые железные ворота, отбирая пропуска у шоферов грузовиков. Машины, казалось, сгибались под тяжестью разноцветных рулонов. На кузовах висели большие фабричные марки в черной, как бы траурной рамке; посередине, под золотой эмблемой, сияли бронзовые буквы: «Текстильная фабрика Вольмана».

Шины грузовиков оставляли глубокие следы на еще влажной земле. Вахтер поднес руку к козырьку фуражки, украшенной той же эмблемой — короной с пятью зубцами — и крупными прямыми буквами — ТФВ. Эти же буквы переливались по воскресеньям на майках футбольной команды фабрики, победительницы «Чиоканула» и «Кармен». Игроков купили в различных отечественных и зарубежных клубах. Те же три буквы сверкали на дверцах бесчисленных грузовиков, на железнодорожных вагонах и на повозках, они были выжжены раскаленным железом на крупах больших спокойных мекленбургских лошадей; они блестели на ящиках, на бьюиках директоров.

Увидев подошедшую женщину, пожарник, который до сих пор стоял, прислонившись к будке, выпрямился;

— Пропуск, пожалуйста!

Вахтер вступился за нее:

— Пропусти ее, это жена товарища Хорвата.

Флорика благодарно улыбнулась:

— Здравствуйте, товарищ… Мой муж здесь?

— Не знаю. Я сегодня его совсем не видел. Его разыскивали товарищи. Вам скажут в профсоюзе.

Софика осмотрелась: ей нравилось на фабрике. А папа так редко приводил ее сюда! Только если она несколько дней подряд вела себя хорошо, если она слушала мамочку и принимала рыбий жир, чтобы стать такой же толстой, как папа.

— Насмотришься еще на фабрику, — говорила ей мать. — Находишься еще.