Ингер Эдельфельдт - Удивительный хамелеон (Рассказы)

— Ну, это слишком уж прямолинейно, — ответила Марика.

— Ты пытаешься таким образом убить время, пока твой парень так долго находится в отъезде, — предположила Мю.

«Только не втягивай сюда Педера, — подумала Марика. — У меня нет ни малейшего желания обсуждать его с тобой».

— Для меня любовь — это совсем другое, — продолжала Мю. — Это плохо, если в тебе есть такой уголок, куда любовь не проникает.

«Пора остановиться», — подумала Марика.

— Слушай, Мю, — сказала она. — Прошу прощения, если я вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются. У меня дурацкая привычка навязывать другим свои решения. Я же не знаю, каково быть тобой. Но и ты не знаешь, каково быть мной.

«Одни штампы, — подумала она. — Опять заговорил психолог».

Мю взглянула на Марику, лицо девочки вновь обрело свое покорное выражение.

— Ты права, — сказала она. — Мы с тобой едва знакомы.

Они доели остатки салата. Марика отрезала ломтик хлеба, которым ее угощала Мю, а Мю отрезала ломтик от того, что принесла Марика.

Марика украдкой посмотрела на часы.

— Не можешь позволить себе расслабиться? — участливо спросила Мю. Наверное, иногда такая работа — это очень большой стресс.

— Мне хорошо работается при стрессе, — сказала Марика.

И тут наконец она без обиняков выложила свое предложение насчет фотосъемок.

Может быть, идея слишком прозрачная, да и романтичная, оправдывалась Марика, но все будет зависеть от общего настроения, от выражения лица натурщицы.

Она представляла себе это так: женщина лежит на голой мерзлой земле, возможно, на поле. Часть ее тела запеленута белым полотном, как саваном. Сначала — только неподвижное белое лицо с закрытыми глазами, как маска смерти. Волосы, разметавшиеся по глинистой земле, может быть, снежинки. И вот постепенно она пробуждается, кадр за кадром; проводит руками по лицу и наконец садится, смеется, мчится по полю, исступленно танцует, а саван развевается вокруг тела.

Снимать надо как можно скорее, поскольку земля сейчас голая и мерзлая, а снега не слишком много. В любое время может начаться оттепель или, наоборот, наметет сугробов.

Они могли бы поехать в загородный домик, где Марике разрешили пожить.

Мю изумленно уставилась на нее.

— Так можно закоченеть! — возмущенно воскликнула она.

— Ничего подобного. Я вырежу подстилку из пенки, которую мы частично засыплем землей, можем взять с собой вентилятор с подогревом. Или разжечь костер. Пока я буду фотографировать только твое лицо, ты можешь лежать в пуховом спальнике.

Девочка недоверчиво посмотрела на Марику, иронически усмехнувшись уголком рта.

— Если получатся хорошие фотографии, ты сможешь увидеть их на выставке, — добавила Марика почти с мольбой.

Мю села в кресло и задумалась. Она снова взглянула на Марику так, словно та была диковинным цирковым зверем.

— Неужели нельзя иначе показать, какая ты крутая? — сказала она наконец. — Так, чтобы не простудиться?

Марика засмеялась:

— По-твоему, все это глупо.

Мю улыбнулась:

— Послушай, а может, слегка надуманно?

— Искусство может быть слегка надуманным, — согласилась Марика.

— Я знаю, — сказала Мю.

— Мы поедем туда на выходные, — сказала Марика. — Там красиво. Будем жарить колбасу на костре, и все такое.

— На все выходные я уехать не могу, — сказала Мю. — Вдруг он позвонит.

Марика вышла на серую улицу, довольная своими достижениями: в конце концов Мю позволила себя уговорить. Они поедут за город на выходные.

Она ликовала. Попутный ветер, контакт установлен! Пришла человеку на помощь. Умная тридцатичетырехлетняя женщина. Беседу провела удачно. Даже не обиделась на упрек в «наигранности». С каждым прожитым днем человек мудреет. Мир у моих ног.

На другой стороне улицы молодая мать пыталась помирить двух орущих детей.

Марика разглядывала ее, испытывая смешанное чувство сострадания и восхищения.

«И все-таки я не лишена самодовольства, — вдруг подумала она. Наверное, становишься такой, когда у тебя нет детей; никто тебя не выводит на чистую воду.

А впрочем, на свете полно самодовольных людей, у которых есть дети; и, возможно, этим людям каким-то образом удалось втянуть детей в эту ложь, так что они сами чувствуют себя еще сильнее, поскольку полагают, что подобных им стало больше».

Марика села в машину и вырулила на Оденгатан. Она больше не чувствовала себя неуязвимой, но мысли по-прежнему роились в голове.

«Интересно, а есть такие люди, которые вообще совсем не думают? продолжала размышлять Марика. — И если есть, то они не думают потому, что боятся, или они просто-напросто глупые? А тогда что такое глупость; существует ли изначальная глупость или то, что мы считаем глупостью, вызывает очень глубокая рана?