Ингер Эдельфельдт - Удивительный хамелеон (Рассказы)

В красном с золотом платье, с крестильным сердечком на шее шагаю я. Я настоящая Хрустальная люстра. Я хочу сказать, что мне плевать на ваши возражения. Все (Time Lapse) Как-нибудь (Time Lapse) Образуется! Я беру свои Ключи, подхожу к двери и открываю. Вперед! Прошу вас! Никаких резиновых перчаток. Я плыву в своем золотом облачении. Привет тебе, квартира. Ты должна быть рада, что я пришла, настало время любоваться мной, не стесняйтесь, ведь я ради вас отдала свою плоть и кровь.

Я скажу вам, сэр, я единственная в своем роде. У меня есть интеллект. Иметь его неплохо — примерно, как выставленную на полке корзину с блестящими фарфоровыми фруктами.

Сэр, я знаю почти все, я могу сделать все, что угодно!

Вот только спать хочется. I need sleep, you see. [12] Понимаете, мне необходим сон (англ.). Ich brauche schlaf! [13] Мне необходим сон (нем.).

Послушайте, я нашла вашу избушку в лесу, нашла кашу и постель. О, какая здесь малюсенькая берложка, все пастельных цветов, как много мягких игрушек, их все больше и больше, можно подумать, что они действительно размножаются, невинные созданьица с пустыми глазами, такие доверчивые, что хочется свернуть им шею, нет-нет, простите, вы падаете все на меня, как гладкие зрелые плоды, и совсем незлые. Теперь потянем за веревочку, и зазвучит грустная песенка, грустный мишка косит глазами, сюда ли я собиралась, сюда ли направлялась?

Простите. Я не могу покинуть корабль. Все здесь на самом деле мое.

Отдайте мне то, что принадлежит мне!

Простите еще раз. Я соврала. Я не большая. Я — чудо, потому что я и большая и маленькая одновременно, я видела это в зеркале, пока шла по коридору: мои руки и ноги не длинней, чем бананы, а моя голова огромная и тяжелая, и у меня такой большой рот.

Позаботьтесь обо мне! Я не могу ничего объяснить. Я ваша, берите меня! Мама Медведица, папа Медведь, вот я, теперь я хочу уснуть, хочу зарыться в мягком, пусть мягкое, все это постыдно мягкое упадет на меня, я сдаюсь, возьмите меня, вот, пожалуйста.

Перевод М. Людковской

Она ездила бесцельно, просто потому, что нигде не находила себе покоя. Природа была по-летнему великолепна. Она ехала мимо девственных полей, домиков с клочками земли, густых лесных опушек, мелькающих заливов с тихой водой. Когда она увидела море, оно лежало спокойное, похожее на глыбу слюды, ожидающее; оно как будто распростерло свои воды, готовясь встретить летнего бога; и ей уже виделось, как бог шагает по нему — достигающий небес, ленивый Дионис; видение длилось всего секунду и причинило боль, она сама не вполне поняла почему. Может быть, просто потому, что молодость ее прошла.

«Past my prime», [14] Лучшие годы у меня уже позади (англ.). — прозвучало у нее в голове, полной английских выражений из прочитанных книг.

The woman was clearly past her prime; yes, indeed. [15] Да, лучшие годы у этой женщины и вправду были уже позади (англ.).

Она сняла дом у морского залива, чтобы отключиться, наконец избавиться от телефонных разговоров, обязанностей, лекций, стресса в себе самой и во всем, что ее окружало, бессонницы — избавиться от этого бесконечного хождения по кругу. И вот теперь она ехала, безучастно повторяя про себя: «Как красиво!», а между тем внутри у нее не переставала пульсировать какая-то тревога, как будто приглушенные колебания охранной сигнализации все время отдавались там; ее преследовала тоска, которую никак не удавалось призвать к ответу.

Она что-то искала среди этой зелени — не известную достопримечательность, но какой-нибудь укромный уголок, который бы принял ее к себе: давно не езженную дорогу, заброшенный дом или, может быть, позабытый сад, среди воспоминаний которого нашлось бы место и ее смутной печали.

Вовсе не декоративный крестьянский домик, музей под открытым небом искала она. Не гончарную лавку и не кафе с шелковыми цветами на окнах.

Узкая дорога уводила в глубь набухшего соком орешника. Изгородь сильно покосилась. Трава на обочине пробивалась сквозь гравий, поглощая его, словно медлительный, но прожорливый морской прилив. Очевидно, частное владение, но таблички нигде не было видно.

«Никто ничего мне не запретит», — подумала она угрюмо и свернула на ухабистую дорогу. Зелень должна принять меня, отдать, вернуть мне то, чем я владею по праву.

Сразу за поворотом она увидела лесную лужайку, на которой, между двух кустов, неподвижно возвышалось какое-то существо в серых разводах, украшенное рогами. Кто-то сделал на пригорке лося!