Мариам Юзефовская - Разлад

«Что погнало тебя за десятки километров в город? Ехал, надеялся. Ждал. Как мальчишка. Уж тебе ли, битому, катанному, рассчитывать на что-то. Такую школу прошел – и все не впрок. Ведь сразу почувствовал неладное. Шофер незнакомый, да и номер на машине не ведомственный. Нет, помчался. Стоило только пальцем поманить. Видно мало этот хомут тебе холку набил. Мало!» – со злобой язвил себя Можейко.

Он вышел из кабинета. Начал не спеша обходить все комнаты. Бывшую детскую, выходящую полукруглым выступом прямо в парк, просторную с громадным окном. Спальню, забитую до отказа платяными шкафами и потому тесную, душную. Он не любил эту комнату. Здесь всегда пахло какими-то кремами, духами и лежалым тряпьем. Строгую скучную столовую, заставленную тяжеловесной мебелью. Над обеденным столом свисала громадная люстра. Тихо позванивала хрустальными висюльками в такт каждому шагу. Не раз и не два полушутливо попугивал жену: «Гляди, сорвётся, ахнет когда-нибудь». Обычно сговорчивая, неперечащая – поджимала губы. Обижалась. Что ж – каждому свое. Он прошел в маленькую мастерскую – свое царство. Верстачок, тиски, ножовки – все было разложено и расставлено в строгом порядке. И дух здесь стоял особый – древесной стружки. Не надышишься! Он тихонько прикрыл дверь. Прошел на кухню, где на стенках была развешана старинная медная утварь. Потускневшая. Кое-где покрытая зеленью. «Не стало Даши, и ушли отсюда порядок, сияющая чистота. Ну да ладно, давно смирился». В квартире пахло старыми коврами. Пылью. Но это был его дом. Он привык к тому, что в столовой слышно было лязганье дверей лифта. К тому, что в спальне туго, с нажимом закрывалась балконная дверь. А в кабинете зимой было всегда прохладно. Со всем этим сжился, стерпелся. «Сколько же здесь прожито? – Можейко остановился. Задумался. – Из Литвы уехал в пятьдесят седьмом. Выходит, больше тридцати лет. Ирина тогда школу кончала. Что ж, было время – наживал, а теперь – теряю. Одно за другим как в прорву летит. Нынче, значит, очередь и до квартиры дошла».

За всю дорогу от дачи до города Можейко и слова не проронил. Даже когда машина начинала буксовать в снежном месиве, он лишь бросал на шофера косые, хмурые взгляды. Но узкие губы были сурово поджаты, словно боялся ненароком обронить лишнее слово. В душе же творилось такое – не приведи Б-г. Мысли вились роем. Как мошкара перед дождём. И хотелось верить в хорошее, и боязно было. При въезде в город суеверно загадал: «если свернет на кольцевую, значит перемены». Он прикрыл глаза, словно дрёма сморила его. Когда через несколько минут посмотрел через лобовое стекло, под колеса машины неслась заснеженная лента кольцевой дороги. Сердце забилось гулко и часто от радости. «Совсем ополоумел», – попробовал было урезонить себя Можейко, но с этой минуты твёрдо уверовал, что вызван не зря. И потому не удивился, когда машина мягко притормозила у здания обкома. И то, что пропуск был заранее заказан, и то, что услужливый молодой человек довел до самых дверей – всё это уже принял как должное. Он вошел в небольшой конференц-зал. Четким, быстрым шагом прошел к первому ряду. Докладчик приветливо кивнул ему, не прерывая речи. Был он смугл, худощав, подтянут. Еще не стар. В той поре, когда многое впереди. Говорил легко, безо всякой натуги. Цифры, выкладки, цитаты – и все это, ни разу не заглянув в бумаги.

«Новая школа. Далеко пойдет, – подумал с завистью Можейко, – но тут же усмехнулся про себя, – хотя бабушка надвое гадала. Еще неизвестно, как в жизни обернется. Главное – кто за ним стоит. Один в поле не воин. – Почему- то подумал о себе. – Моя-то песня уже спета. Что сейчас вспомнили – это ненадолго. Свое уже отыграл». Он вздохнул. Начал внимательно вслушиваться. Но все как-то не мог уловить, в чем суть вопроса. «Поглупел я, однако. В этой глуши». Пригнулся к соседу, спросил шепотом:

– Кто докладчик?

Тот удивленно посмотрел:

– Председатель горисполкома. – Заметив недоумение Можейко, добавил: – Приезжий. Месяца два как у кормила.

Можейко вдруг стало как-то не по себе, знобко. Он поёжился. Сосед заметил, усмехнулся многозначительно:

– Замерзли? Ничего, скоро жарко станет. Мужик – хват. Ишь как соловьем разливается. Я его знаю. Сейчас начнет клин подбивать.

– А в чем дело? – не на шутку встревожился Можейко.

– А вы что же, не в курсе? – с недоверчивым любопытством посмотрел сосед. – Недели две только об этом и разговоров.

На них уже начали шикать. Можейко стало неловко. Сам не терпел тех, кто на собрании перешептывается. Но тут не выдержал. Томило какое-то неясное беспокойство. Чуть заметно склонился к соседу: