Мариам Юзефовская - В поисках Ханаан

— Мы уже отправили один контейнер, — и перечисляет взахлеб, — три финские кабинетные машины «Белая головка», два «Зингера», закройную доску, паровую гладилку. Через пару дней он будет в Клайпеде, а оттуда через Балтийское море, в Штетин, из Штетина… — И она с точностью опытного штурмана описывает морской путь багажа до Нью-Йорка.

— Я вижу, переэкзаменовка по географии в шестом классе пошла моей дочери на пользу, — язвит Аврам. — А сколько было слез.

Но Циля не обращает на отца внимания.

— Второй контейнер мы загрузим мебелью и брючным материалом: габардином, чесучей, шерстью, сукном, саржей, атласом. Земляк Пранаса уже присмотрел нам место для мастерской. Золотой человек. Если бы он не сделал нам вызов, мы бы здесь гнили до скончания века, — Циля воспламеняется от удачи, свалившейся на ее семью. — Через неделю после приезда запряжемся в работу: — Пранас будет кроить, я — сметывать и подрубать, а дети строчить. Эляну он решил посадить на холошины, а Кястаса на карманы, пояса и гульфики. Оказывается, у мальчика портновский талант. Со временем Пранас хочет передать ему дело.

Я — то ли в полусне, то ли в полуяви. Кажется, во мне все умерло. Точно сквозь сон до моего сознания доносится короткий смешок Аврама:

— Вы уже заказали вывеску для своей артели? Представляю, какая поднимется паника в Нью-Йорке. Все бесштанные американцы к вам кинутся.

— Папа, ты никогда не любил меня, — вскипает вдруг Циля. — Я у тебя всегда была на последнем месте. Но Б-г все видит. Через год мы там будем купаться в золоте, а здесь мои сестры-фифы со своими важными учеными мужьями — собирать крошки.

— Закрой свой грязный рот! — грозным шепотом произносит Шошана.

Через неделю после моего приезда Лина назначает сбор «биг бэнда» в кафе «Литерату». И вот мы стоим у тяжелых кованых дверей кафе. Ждем Яшу. Кястас вынимает из кармана пачку денег и объявляет:

— Сегодня плачу я.

Лина кивает, остальные молчат. И это так не похоже на наши прежние бурные сборища, что начинаю ощущать себя чужой.

— Что празднуем? Мое увольнение или отъезд Богданасов в Америку? — хихикаю я, стараясь показать, что мне все нипочем.

— То и другое вместе, — отвечает Лина.

Но тут появляется Яша в коротковатом и тесном для него плащике, с множеством карманов, замков и фирменной нашивкой на рукаве. Громадная потрепанная сумка перекинута через плечо.

— У тебя все в порядке? — озабоченно спрашивает Зяма.

— Автобус опоздал — у каждого столба останавливался.

— Привет от дедушки Гирша? лениво цедит Лина и кивает на плащик.

— Дай Б-г ему долгих лет жизни, — смеется Яша, — надеюсь, старик оправдает мои надежды и протянет еще лет семь. У меня с ним связаны грандиозные планы.

Он целуется со всеми, и мы заходим в кафе. Кястас о чем-то договаривается с метрдотелем. Тот заискивающе кивает и сдвигает два столика, за одним нам, шестерым, не уместиться. Яша достает из сумки десять банок сгущенки.

— Налетай, братва. Прямо из-под коровы. Где работашь, там и крадешь.

— Не болтай глупости, — одергивает его Зяма, словно старший он, а не Яша.

Эляна брезгливо отодвигает от себя банку:

— Нашел что красть. У нас этого добра завались. Сейчас мама почти даром продает наш запас консервов. Ты мне лучше скажи у тебя в селе нельзя разжиться старинными иконами?

— Иконами? — минуту-другую Яша смотрит на Эляну, затем хлопает себя по лбу. — Идея. Будет сделано. Когда нужно?

— Вчера, — отвечает она капризно. — Посмотри, нравится? — И протягивает ему правую руку, выставив вперед безымянный палец, опоясанный кольцом.

— Что это? — спрашивает Лина. — Серебро?

Белое золото с бриллиантом, — небрежно отвечает Эляна и наклоняется к Яше. — Слушай, может, кто-нибудь из твоей тьму-таракани захочет купить у нас старую мебель, ковры, холодильник? Сейчас в городе так много отъезжающих. — И она окидывает нас торжествующим взглядом. — Ничего невозможно сбыть за нормальную цену. Не оставаться же нам из-за барахла в этой дыре.

Я сижу напротив окна. Из него открывается вид на Кафедральный собор, на Замковую башню, царящую на горе, на кованый флагшток Кафедральной колокольни. За поворотом начинается старый город с его переплетением улочек и старинной аркой университета. Внезапно ощущаю, как в моей душе начинает оттаивать лед ожесточения и осознаю — я вернулась в родной город. По правую сторону от меня Зяма, я чувствую на себе вгляд его небольших глубоко посаженных серых глаз.