Патрик Модиано - Ночная трава

Когда я снова оказался в кабинете Ланглэ на набережной Жевр, он спросил меня: «Вы снимали комнату в отеле „Юник“?» — Он сказал это небрежно, точно уже знал ответ, а от меня требовалось только его подтвердить. «Нет». — «А в кафе „66“ часто бывали?» На этот раз он смотрел мне прямо в глаза. Я удивился, что он сказал именно «66». До сих пор мне казалось, что так называла его только Данни. Мне и самому случалось давать каким-то кафе другие имена, например, брать старинные парижские названия и говорить: «Встречаемся у „Тортони“» или «В девять в „Роше де Канкаль“».

— Говорите, «66»? — Я сделал вид, будто пытаюсь припомнить. «Ты не на Пигаль», — глухо прозвучал в голове голос Данни.

— Это на Пигаль, да? — как бы задумчиво спросил я.

— Вовсе нет. Это кафе в Латинском квартале.

Может, и не стоило хитрить с ним.

— А, ну да… Кажется, заходил туда пару раз…

— Ночью?

Я медлил с ответом. Возможно, безопаснее было сказать: днем, когда работал основной зал и посетители сидели на террасе, глядя на решетку Люксембургского сада. Днем это кафе ничем не отличалось от прочих. Но зачем лгать?

— Да. Ночью.

Я вспомнил зал, погруженный во тьму, и узкое пространство света в глубине — тайное убежище после закрытия. И это название — «66» — из тех, что произносят шепотом, в кругу посвященных…

— Вы были один?

— Да. Один.

Он сверился с лежавшей на столе бумагой — как мне показалось, это был список имен. Я надеялся, что Данни там нет.

— И никого из завсегдатаев кафе «66» вы не знаете?

— Никого.

Он по-прежнему смотрел в список. Мне хотелось, чтоб он зачитал имена этих «завсегдатаев кафе „66“» и объяснил мне, что это за люди. Может, Данни и знала кого-то из них. Или Агхамури. Ни Жерар Марсиано, ни Дювельц, ни Поль Шастанье, по-видимому, не посещали это кафе. Хотя я уже ни в чем не был уверен.

— Думаю, это обычное студенческое кафе, таких в Латинском квартале много, — сказал я.

— Днем — да. Но не ночью.

Голос его теперь звучал строго, почти угрожающе.

— Знаете, — начал я самым мягким и примирительным тоном, на какой был способен, — ведь я никогда не был «завсегдатаем» ночного «66».

Он поднял на меня свои большие голубые глаза, и в них не было угрозы — это был усталый и, в общем, доброжелательный взгляд.

— Во всяком случае, в списке вас нет.

Через двадцать лет, когда благодаря этому самому Ланглэ мне в руки попала папка с делом — оказалось, он не забыл про меня; наверное, на всяком перекрестке в нашей жизни стоит свой часовой, — в ней обнаружился список «завсегдатаев кафе „66“», во главе с неким Вилли с улицы Гобелен. Я потом перепишу его, когда будет время. И перепишу другие материалы дела, потому что они дополняют и подкрепляют записи в моем черном блокноте. Буквально вчера я забрел в тот район, где было кафе «66», чтоб посмотреть, сохранилось ли оно. Я толкнул стеклянную дверь, вошел и сел за полукруглую барную стойку, ту самую, за которой мы сидели с Данни и за которой я видел ее с Агхамури, сквозь дверное стекло, в резком и белом неоновом свете. Был шестой час, и все посетители сидели на террасе, выходящей на Люксембургский сад. Бармен очень удивился, когда я заказал куантро, — я сделал это в память о Данни и чтобы выпить за неизвестного мне Вилли с улицы Гобелен, первого в списке.

— Вы все так же работаете допоздна? — спросил я у бармена.

Он нахмурил брови. Похоже, он не понял вопроса. Молодой парень, лет двадцати пяти.

— Мы закрываемся в девять, мсье. Каждый день.

— Это ведь кафе «66»? — спросил я загробным голосом. Он поглядел на меня с опаской.

— Почему «66»? Кафе называется «Люксембург», мсье.

Я подумал о списке, который еще как-нибудь перепишу. Но некоторые имена в тот вечер вспомнились, итак: Вилли с улицы Гобелен, Симон Ланжеле, Орфанудакис, доктор Лукашек, он же Доктор Жан, Жаклин Жилуп и та самая Мирей Сампьерри, о которой Ланглэ спрашивал на первом допросе.

На террасе и в большом зале за моей спиной сидели туристы и студенты. За соседним столиком что-то отмечала компания ребят из Горной школы, и я рассеянно слушал их разговор. Должно быть, праздновали начало каникул. То и дело фотографировали друг друга на айфоны при тусклом свете сегодняшнего дня. Самый обычный день, начало вечера. И на этом же самом месте мы сидели с Данни, и я моргал от резкого света, и мы едва слышали друг друга из-за гула разговоров, которые вели между собой Вилли с улицы Гобелен и другие обступившие нас тени со страниц списка, и смысл их слов утерян навсегда.