Эптон Синклер - Широки врата

Эти проблемы за нее Ланни решить не мог. Он мог только рассказать ей все, что произошло, передать каждое слово, которое было произнесено. Они находились на заснеженном поле к этому времени, и он остановился на обочине дороги и вытащил свой блокнот, чтобы проверить детали.

Теперь она захотела узнать о мадам всё с самого начала, и об этих странных явлениях, сама мысль о которых казалась ей глупой два или три года назад. О Захарове и его герцогине, леди Кайар и ее муже — «Винни, Птичка, и поцелуй!» — А потом о дяде Йоханнеса Науме, и о всех других теневых фигурах, которые посещали личность мадам, как летучие мыши в сумерках, влетающие в свет, а потом исчезающие в темноте снова.

— Ланни, я должна встретиться с этой женщиной!

— Мы привозили ее в Берлин несколько раз, и вероятно это можно сделать снова. В то же время, есть то, что вы могли бы сделать сами.

Он рассказал ей, как он и его жена посетили разных медиумов в Берлине в одно и то же время, и получили то, что было названо «встречным — соответствием». То есть, составив вместе два сообщения, в этом случае они получили стих из Библии. Одна из этих женщин медиумов была слишком модной и дорогой, но другая была бедной и малоизвестной. Ланни выписал из своего блокнота и дал ее имя и адрес Труди.

«Не говорите ей много слов», — посоветовал он. — «Если она спросит, дайте вымышленное имя. Заплатите ей пять марок или ту таксу, что она берет, и сидите и слушайте, что она говорит».

Сразу марксистская совесть Труди Шульц стала беспокоить ее. — «Ланни, кажется, безнравственно тратить деньги на такие вещи, когда в них нуждается дело!»

«Я заинтересован в этом вопросе», — с усмешкой ответил молодой богач. — «Я делаю это обязательным, как литр молока каждый день! Кстати, я вижу, вы его пьёте, это видно по вашему лицу».

Ланни отдал своему другу деньги, которые принес, а затем высадил ее в непосредственной близости от станции метро, с которой она могла добраться до своего дома. Затем он отправился на запад, и когда выехал в поле, он остановился и развернул документы, которые Труди оставила ему. Груз опаснее, чем несколько канистр с нитроглицерином. С помощью автомобильных инструментов он снял покрытие с задней части рамы картины и разложил документы по задней части холста, а потом поставил крышку на место. Назвать это идеальной работой было нельзя, но он рассчитывал на бесценную купчую на бланке министра-Президента Пруссии и официальные печати и штампы, которые в подавляющем большинстве впечатляют каждого немецкого чиновника.

Он ехал не в Париж, а в Амстердам, опрятную и хорошо спланированную столицу на безопасном расстоянии от Нацилэнда. Пока он ехал, он пытался себе представить все возможные трудности, которые могут возникнуть на границе, и репетировал то, что он будет делать и говорить в связи с этим. Это были не самые лучшие мысли для холодной январской снежной дороги, требующей осторожности за рулем. Он решил взять самый надменный тон, подобающий его дорогому автомобилю, безупречной одежде, и, прежде всего, его почти божественным документам. Ни при каких обстоятельствах он не разрешит никому прикоснуться невежественными руками к драгоценным картинам. Он обрушит на них настоящий торнадо из Donnerwetter и будет угрожать немедленным разжалованием тому, кто осмелится не выполнить его команды.

Он вынудит это лицо связаться немедленно по телефону с офицером штаба министра-Президента. А если в этом ему будет отказано, то Ланни свяжется с ним сам.

Но все эти беспокойства оказались совершенно напрасными. Таких трудностей просто не бывает при deutsche Zucht und Ordnung . Изящный автомобиль остановился перед шлагбаумом, который преградил дорогу. Водитель вышел и направился к чиновникам, которые вышли с поста. Было темно, и падал снег. Ланни отбрасывал тень, пока стоял в лучах фонарика. Он резко вскинул правую руку и с пафосом произнёс: «Хайль Гитлер!» Ему ответили. Это было обязательно и делалось автоматически. Он опустил руку и на своём лучшем немецком объявил: «Я искусствовед». К счастью у немцев есть полноразмерное и впечатляющее слово, Kunstsachverständiger , что буквально переводится, как «распознаватель художественных ценностей». Он продолжал: «Я прибыл в Берлин по просьбе министра-Президента генерала Геринга и купил у него два художественных произведения, которые находятся у меня в машине. Обер-лейтенант Фуртвэнглер из штаба министра-Президента сказал мне показать вам эту купчую на эти произведения в качестве доказательства, что это действие совершено в соответствии с приказом — „befehlmässig“ , ещё одно впечатляющее слово». — «Вот мой паспорт и моё разрешение на выезд, который был подписан в офисе министра-Президента».