Эптон Синклер - Широки врата

«Я всегда буду вежлив с ним», — пообещал Ланни. — «Если он делает Марселину счастливой, я, конечно, мешать не буду».

— Ты должен поговорить с ним, Ланни. Ты будешь удивлен, как много общего у вас.

— Я очень внимательно слушал его в Шор Эйкрс, но если там было что-то общее, то я не могу вспомнить об этом.

— Ты когда-нибудь слышал, как он говорить о Гитлере?

— Нет, но я знаю, что Гитлер и Муссолини долго не могли договориться по Австрии, и теперь они сражаются бок о бок в Испании, если бы у Капитано были свои две руки, то он бы сейчас помогал своим нацистским приятелям там.

— И все же, Витторио говорит, что итальянцы сильно не любят немцев, и что их цели совершенно расходятся. Он считает, что, если Гитлер доберется до Адриатики, то это будет бедствием для Европы.

— Для планируемой империи дуче, без сомнения.

— Более того. Он настаивает на том, что Гитлер совершенно безответственен, и ему нельзя доверять ни в чём.

Ланни не мог удержаться от смеха. — «Так они начинают войну за эфемерное обладание железной рудой в Стране Басков и меди в Рио Тинто! Нет, нет, дорогая, если я собираюсь ладить с моим фашистским зятем, я должен забраться в башню из слоновой кости и отстаивать своё право на пренебрежение к омерзительному делу имперского строительства».

Четыре колонны Франко в Мадрид не попали. Интернациональная бригада остановила их на реке, и держала эту линию день за днём в ожесточенных боях. Мятежный генерал, ожидавший смести всё пред собой, был очень раздражен, а его покровители, ожидавшие получить всё за просто так, подняли неистовый крик, обвиняя, что красные поддерживают эту жестокую войну. Красные, с другой стороны, утверждали, что если бы там не было ни итальянцев, ни немцев, то не было бы никакой войны. И что, если теперь остановить их помощь, война будет закончена в течение недели. Для всех незаинтересованных лиц было очевидно, что подавляющее большинство испанцев хотели того правительства, которое они мирно избрали. Война, которая была навязана им, была мировой гражданской войной, по крайней мере, в своей пропаганде, и никто не мог сказать, в какой момент она может вылиться в конфликт хуже, чем тот, который закончился восемнадцать лет назад.

Следуя в Париж, Ланни слушал войну слов в эфире. Все новости сейчас были пропагандой. Необходимо было знать направленность каждой станции и игнорировать её фальсификации или умолчания. Маленькие страны боялись больших, богатые и процветающие страны боялись бедных и голодных. Католики боялись нацистов, но еще больше боялись красных. Профсоюзы не могли сделать выбор, чего им бояться больше, нацизм-фашизма или войну, или другими словами, что они любили больше, свободу или мир. Было бесконечное разнообразие партийных мнений, классовых мнений, религиозных мнений, все спорили до белого каления под давлением отчаянной ситуации. Во что бы кто бы ни верил, верил со страстью. Что бы ни хотел сделать, то сделать немедленно, иначе будет слишком поздно. В таких условиях, те, кто знает, что они хотят, это захватывают. И, к сожалению, это были враги Ланни, а не его друзья.

В мире, несущемся к краху, он нашел одно прочное место опоры, и это было сердце и разум Труди. С ней он никогда не будет спорить, от нее он никогда ничего не будет скрывать. Однокомнатная студия на левом берегу стал местом, к которому обращались его мысли всякий раз, когда у него появлялось свободное время. Когда он пытался заработать деньги, он делал это для Труди. Когда ему это удавалось, он думал, как интересно было бы рассказать ей об этом. Ланни был воспитан женщинами, и в результате он был сильно склонен восхищаться ими и попадать под их влияние. Он был тем, что называли дамским угодником. Но тут был новый тип дамы, тот, в котором нелегко распознать даму, потому что ей не хватало обычных умений и грации. Но Ланни решил, что настоящая леди должна была иметь самообладание и моральную стойкость, а не притворство. Её ум должен распознать, в чём заключается проблема, и отделить истинное от ложного. Какое бы название вы не дали такого рода компаньону, необходимо было знать, где она живёт, и быть уверенным, что она откроет вам свою дверь.

Какие правила существуют для любви к святым? Как относиться к женщине, которая так заботится о бедах мира, что забывает свое собственное существование? Ланни не знал, но сразу же понял, что делать, когда увидел, что она стоит в дверях с выражением радости на лице. Он вошел, закрыл за собой дверь, и не задавая никаких вопросов ни о ней, ни о мире, обнял ее, поцеловал ее и сказал: «Я люблю тебя». Он держал её в своих объятиях и повторял: «Я люблю тебя». Кому-либо другому это показалось бы неоригинальным и однообразным. Но это отвечало главной цели, она была счастлива. Это было то, что он стремился сделать, и что ей обещал. Это было действительно довольно легко. Если уйти означает немного умереть, то вернуться должно означать возродиться к жизни, больше, чем немного.