Елена Стефанович - Дурдом

— Да.

— Срок?

— Девятый месяц, кажется…

— Ты что же, не знаешь точного срока?

— Не знаю.

— А что говорит врач?

— Ничего не говорит…

— То есть, что это значит — "ничего не говорит"?

— …

— Да ты была ли на приеме у гинеколога?

— Нет…

— Да ты что? Ты с ума сошла! Это черт знает, что такое! Ты бы хоть о будущем ребенке подумала!

— Думаю… А к гинекологу — не могу идти. Понимаете, не могу! Я бы скорее согласилась черт знает на какую экзекуцию, чем добровольно — на прием… к этому… знатоку женских дел.

— Ой, ой, ой, Леночка, ну, что ты такое говоришь! — Нина Алексеевна покачала головой. — А рожать-то ты как собираешься?

— Ну, как? — как все… Там уж некуда будет деваться.

— И все-таки, я бы тебе посоветовала сходить в женскую консультацию. Хочешь, я договорюсь с хорошим доктором, он тебя посмотрит?

— Нет!

— Ты все-таки подумай, Лена. Ненужный этот стыд необходимо переломить. Ты же не девочка уже, ты — женщина. Как же ты собираешься матерью-то стать? Я бы еще могла понять твои фокусы, если бы тебе лет пятнадцать-шестнадцать было. А ты ведь — взрослая уже, и давно! Что же тут кочевряжиться?

— Ну, Нина Алексеевна, почему даже вы этого не понимаете? Я не могу объяснять постороннему человеку, где, когда, во сколько лет я начала жить половой жизнью, когда у меня последний раз были месячные и были ли у меня аборты. Ну, не могу! Я понимаю, все это производит даже на вас очень странное впечатление, ведь основная-то масса женщин относится к этому весьма спокойно. А я — не могу! Был бы какой-то опросник, что-то вроде медицинской анкеты, на которую можно было бы отвечать письменно — "да", "нет", "может быть", я бы на нее ответила. Ну, почему принято считать, что если врач, так уж бесполое существо? Вот вы мне скажите: вы, врач, с большим удовольствием ходите к гинекологу? Только честно!

— Да как тебе сказать… Честно говоря, иду только потому, что бывает такая необходимость. Тоже особой радости по поводу этих визитов не испытываю. Но у тебя сейчас как раз именно такая необходимость!

— Нет…

И Нина Алексеевна поняла, что спорить здесь бесполезно..

— Ну, тогда давай договоримся. Если у тебя возникнут какие-то сложности, затруднения в отношениях с врачами, ты постарайся сообщить мне. Хорошо?… И еще хочу тебя попросить… просто попросить: постарайся все же как-то привыкать ко всем несуразностям этой нашей "нормальной жизни". Не придумывай ты себе, милая, трагедий, их и настоящих хватает с избытком. Ты согласна?

Елена только молча кивнула…

Шагая по узенькой пыльной улочке городской окраины, на которой прошли ее детство и юность, к своему дому, она все пыталась отделаться от смешанного чувства благодарной признательности и непонятного недовольства по отношению к Нине Алексеевне. С одной стороны, было очень приятно, что она так по-доброму к ней отнеслась, что все она, кажется, правильно поняла. А с другой стороны, было не очень-то комфортно на душе от того, что она так запросто раскусила ее, все разложив по полочкам. Своя боль всегда самая большая. Человек, доказывающий нам, что, в конце концов, происходящее с нами — отнюдь не трагедия вселенского масштаба, рискует нажить в нас откровенного врага.

Да, все, что говорила ей сегодня Нина Алексеевна, правильно и справедливо. Только какие-то обидные это были справедливость и правильность, почему-то никак не хотелось их принимать к сведению.

Конечно, справедливость нужна. Но еще больше человеку нужно, чтобы его хоть кто-нибудь любил. Обязательно! В детстве, юности это — непременное условие для нормального развития психики, интеллектуальных и духовных способностей. В конце концов, любовь, как та самая живая вода, столь необходимая для выживания смертельно раненого человека.

А кто ее любил? Да, конечно, отец. Само собою, мама. Но это была совсем не та любовь, которая требуется человеку в пору отрочества, родительская любовь как бы обязательна, кто же из подростков в ней сомневается!

А отцовская любовь, к тому же, была столь своеобразна, что зачастую казалась ей хуже ненависти, хуже проклятия. Потому что во всех своих чувствах отец был безудержно непредсказуем. Он был из тех людей, которые могут задушить в объятиях.

Мама? Да, конечно, она любила Елену, как последнюю свою надежную зацепку в жизни, как робкую надежду на что-то лучшее. Но материнская любовь — столь же обязательное дело, как необходимость быть благодарным за то, что ты появился на свет. А быть благодарным за это хотелось не всегда, нет, не всегда.