Эльза Триоле - Великое никогда

— Ученица Мадлена Карвель… Что вы запомнили из последнего урока об Екатерине, императрице всея Руси?

…Режис настоял, чтобы они провели лето у самых истоков его Мадлены. Напрасно она уверяла, что настоящие ее истоки — это улица Раймона Лоссерана, пропитанная ароматом кофе, — в глазах Режиса она, его колдунья, пошла именно оттуда. И в самом деле, более пяти лет жизни, тогда еще трети своего существования, она провела среди этого пейзажа, где земля, широкая, большая, голая, была похожа на местную облысевшую реку, в которой больше песчаных отмелей и заросших травою островков, чем воды, коварной воды, которая петляет вокруг пляжей где-то по среднему руслу. Земля — необъятная, плоская, с островками деревьев, с живыми изгородями из черного барбариса вокруг огромных, как аэродромы, полей… Деревья казались здесь не больше изъеденных молью помпонов, среди которых то там, то здесь подымалась эгретка тополя; а вдоль дорог росла растрепанная акация. Даже длинные прямые аллеи столетних каштанов и дубов, ведущих к замкам и те еле подымались над землей, а строения, помимо замков, — здесь их было немного — походили на хлебные крошки, разбросанные по не убранному после обеда столу. Небо, в тысячи раз огромнее, чем вся эта незначительная плоскостность, было единственным, что выделялось среди необъятного пейзажа.

Ферма родителей Мадлены была одной из этих крошек; стояла она вдалеке от дороги, на окраине поселка, а поселок лежал среди полей, словно на человеческой ладони. Несколько маленьких ферм, вокруг каждой нечто вроде кривых улочек… Мать жила не на самой ферме, а в квадратном домике из кирпича и цемента, которые были, к счастью, спрятаны под футляром плюща, и стоял этот домик среди густого сада, среди сливовых деревьев, массива розовых кустов, растущих в беспорядке цветов. Вот сюда-то Мадлену с крестной привела в 1940 году эвакуация.

Я ехала той же Орлеанской дорогой, и моя героиня из книги «С глубоким прискорбием» пережила эту поездку за меня… Это она вместо меня видела автобус родильного дома, который увозил на юг запеленутых младенцев, разложенных рядком по скамейкам, как поленья. Теперь я пошлю по этому пути крестную с Мадленой, вместе с новорожденными, в том же самом автобусе. На рассвете в Орлеане Мадлена с крестной и другими сиделками тут же, на площади, в бистро собираются греть молоко для детей. Маленькая, хлопотливая, серьезная Мадлена… Движение возобновляется, автобус трогается, продвигается вперед мучительно медленно, беспомощно барахтается среди массы машин и массы людей, сидящих на своем добре, на чемоданах, на матрасах. Они спрыгивают с автобуса прямо в страшную гущу шоссе, которое уже бомбят с воздуха, и бегут по проселку через поле к деревне. Крестная грубо толкает Мадлену, и девочка падает рядом с ней, уткнувшись лицом в колючую землю. Взрыв… Они снова бегут… Крестная выбилась из сил, она с трудом дышит, спотыкается. Мадлена берет ее под руку, поддерживает. Они входят в чей-то сад. Мадлена открывает дверь… Какой-то мужчина подымает Мадлену, прижимает к груди, колет ей щеки небритой бородой. Ее отец… Она видит его в первый раз. И мать ее тоже здесь. Крестная хочет уйти, догнать свой автобус, своих новорожденных на шоссе, где все застыло: может быть, автобус еще там, на том же месте. Отец Мадлены берется отвезти крестную на машине… Мадлена с матерью сидят в саду, они ждут, Мадлена держит на руках куклу, но не баюкает ее, не рвет слив… Оттуда, со стороны не видимого с фермы шоссе, доносится гул… Самолеты гудят, ревут, пикируют, исчезают… Взрыв! Этой ночью Мадлену уложили в спальне матери, и после она уже спала здесь постоянно. Потом крестная с отцом возвратились, и Мадлена, лежа в кровати, слышала все… Крестная не нашла своего автобуса, только месиво из человеческих останков и металлического лома. Они остались на шоссе, подбирали и отвозили раненых. Так окончился «великим никогда» путь автобуса.

Первое лето после разгрома крестная прожила на ферме. Странное, сумасшедшее лето… Мадлена — вдруг оказавшаяся между необъятностью неба и земли, словно ни у кого нигде не было крова, словно ей суждено жить без крыши, без стен. Ей хотелось уйти в землю, спрягаться, раствориться и в ней, и в небесах; от этого становилось и жутко и радостно. Она жила в саду, в тесном общении с деревьями, травой, цветами…

Но не успел поезд увезти крестную в Париж, как Мадлена погрузилась в зимнюю спячку. Ей нравилось это оцепенение, но пришлось посещать школу. Училась она плохо, была рассеянной, производила впечатление ограниченного ребенка. В Париже она любила школу, ей всегда там было весело, там у нее были подруги, а здесь ее охотно оставляли одну, это дитя греха, и она даже не пыталась войти в общий хоровод, тихо сидела за партой, во время переменок бродила по школьному двору, дожидаясь начала урока. Мать не интересовалась ни ее занятиями, ни ее досугом, отец все время проводил на ферме… Даже здесь, в захолустье, чувствовалось, что вся страна живет ожиданием, осторожным, недоверчивым, грозным. Отца угнали в Германию на работы. Мать была беременна.