Эльза Триоле - Великое никогда

— Он-то, конечно, был бы в восторге, вот бы он посмеялся…

— Помнишь? Словно жеребенок…

Но не смех Режиса, а грохот улицы сотрясал стены… «Можно, я все-таки открою окно? Душно… Так славно из окна тянет свежемолотым кофе…» Да, запах был назойливый и оттеснял все запахи весны, хотя на улице Раймона Лоссерана насчет запахов весны вообще слабовато. В сущности, жить здесь, напротив кофейного магазина, уж не так плохо. Может, она переночует? «Нет, лучше вернусь, если Бернар позвонит, он вообразит бог знает что». — «А ты знаешь, он все-таки болен…» — «Надоел он мне, слышишь, надоел! Он ни о чем другом не может говорить, как об анализах своей мочи и о гениальности Режиса… Не знаю, откуда это у него, почему он только об этом и думает. Даже заболеть не сумел какой-нибудь определенной, понятной болезнью… Вот увидишь, он еще мне подставит ножку. Спокойной ночи, крестная!»

Мадлена замерла в объятиях крестной, погладила ее мягкие пухлые щеки, ее жесткие волосы, круглые плечи. Потом вышла на улицу Раймона Лоссерана, где машины уже не текли сплошной грохочущей металлической магмой, и запах свежемолотого кофе соизволил чуточку проводить Мадлену.

Машину она оставила на авеню Мэн. Девять часов… Нервы Парижа успокоились, и даже здесь была весна. Небо, готовясь к ночи, уже почти потухло. Возможно, соберется дождь. Мадлена, сидя за рулем, колебалась не больше минуты и решительно повернула к заставе: так хорошо будет в их деревенском доме среди сосен; ее, как галлюцинации, преследовали запахи.

В этот час шоссе было пустынно, и Мадлена быстро добралась до дома, за минуту до дождя, сочного майского дождя, с рычанием грома и вспышками молний. Въезд в сад не был ничем обозначен, только перед средневековой башней дорога круто поворачивала и прямо вела к гаражу с никогда не закрывавшейся дверью. Теперь оставалось добежать до дома. Мадлена насквозь промокла. Ночная мгла, колыхавшаяся от сотрясения небес, неистовствовавшие деревья, дождь, низвергавшийся каскадами… Мадлена скинула туфли на гвоздиках, сняла чулки, платье… В таком виде она ничем не рискует, разве что наколет голую пятку о сосновые иглы или ударится о камень. Она бросилась бежать. Мох на камнях, круглых, словно выступавшие из земли огромные колена, ноздреватые кучи сосновых иголок и лишайника, теплые доски крыльца… Крыша террасы защитила ее от дождя, и она собиралась уже открыть дверь, как вдруг заметила, что в кухне горит свет… Был одиннадцатый час вечера… эта растяпа Дениза, приходящая служанка, конечно, забыла потушить электричество. Значит, свет горит целую неделю, потому что Дениза приходила убирать дом сразу же после их отъезда… Все эти соображения пронеслись в голове Мадлены, пока она, мягко ступая босыми ногами, шла к кухонному окну. В кухне за большим белым деревянным столом сидел старый усатый бродяга и с явным наслаждением прихлебывал вино. Полуголая, мокрая Мадлена на цыпочках вошла в дом, неслышно закрыла за собой дверь, включила свет: в ванной было все, что требовалось, — резиновые сапоги, плащи… Она вытерла мокрое тело, накинула плащ и пошла к бродяге.

— Черт! — ругнулся он. — А я-то думал, что здесь никого нету. Проходил мимо, а дождь как зарядит, как зарядит…

— Здесь мимо не проходят, отсюда дороги нет.

Старик не поднялся с места и продолжал сосредоточенно жевать: еще до появления Мадлены он подцепил на вилку сардинку и теперь поднес ее ко рту.

— А как вы сюда попали?

— Дениза вешает ключ на гвоздик под окном.

— И часто вы наносите мне визиты?

Старик хмыкнул, утер рот рукавом. Руки у него были заскорузлые, похожие на панцирь черепахи, пальцы шевелились с трудом.

— Ладно, — сказала Мадлена. — Гроза сейчас кончится. Можете идти. Налейте-ка мне вина.

Старик наклонил над стаканом литровую бутылку.

— Это мое собственное вино, угощайтесь… У вас я только консервы взял. И хлеб тоже мой.

Мадлена зевнула. Бродяга тоже зевнул. Она подошла к двери, открыла ее… На небе высыпали все звезды до одной. «Дождь прошел, можете уходить…» Старик собрал свои пожитки, завернул бутылку в старую газету, сунул ее в карман. Руки у него тряслись, движения были неуклюжие, медленные. «Поторапливайтесь-ка, а ну…»

Мадлена заперла за бродягой дверь и поднялась на второй этаж. Волосы не просохли… по спине прошла дрожь. Еще схватишь из-за этого старика насморк… В спальне раздался пронзительный звонок. Нет, они ее наверняка уморят! Бернар… Ясно, он! «Бернар, говори скорее, я вся промокла, мне нужно поскорее раздеться, выпить чего-нибудь покрепче и лечь в постель… Да нет же, я хочу спать, а ты приедешь по такой погоде в лучшем случае в половине первого… Нет, прошу тебя!» Она яростно швырнула трубку.