Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чилингли, его приключения и взгляды на жизнь

- Как! Чтобы мой Том убил женщину?

- Разве вы никогда не читали в газетах, что мужчины убивают своих возлюбленных, если те отказывают им в любви? Во всяком случае, вы сами не одобряете его безумного увлечения. Я слыхал, что вы желали бы удалить Тома из деревни на время, пока Джесси Уайлэ не выйдет замуж или не уедет отсюда совсем.

- Да, я только об этом и прошу бога, так было бы лучше и для него и для нее. И, право, не знаю, что с нами будет, если он останется, скоро с ним никто не захочет иметь дело. Сквайр уже перестал давать ему работу, и многие фермеры тоже. А какое выгодное это было ремесло при жизни отца! Если бы Том уехал отсюда, его дядя, ветеринар в Ласкомбе, взял бы его себе в товарищи. У него нет своих сыновей, и он знает, что Том - мастер на все руки: нет человека, который понимал бы больше в лошадях, да и в рогатом скоте.

- А Ласкомб - городок побольше, дела там пошли бы гораздо прибыльнее, чем здесь, даже если бы Том вернул себе своих заказчиков.

- О да, в пять раз прибыльнее, только бы он захотел переехать туда. Но он об этом и слышать не хочет.

- Миссис Боулз, я вам очень обязан за доверие и не сомневаюсь, что теперь, после нашего разговора, все кончится благополучно. Пока я больше не стану вам надоедать. Я полагаю, что до вечера Том не выйдет из дому.

- Ах, сэр, мне кажется, у него и не будет охоты выходить на улицу... Разве только для какого-нибудь страшного дела.

- Мужайтесь! Вечером я опять зайду к вам, и вы проводите меня в комнату Тома. Я уверен, мы с ним поладим так же, как только что поладили с вами. А пока ни слова не говорите ему обо мне.

- Но...

- "Но", миссис Боулз, это такое слово, которое охлаждает многие горячие побуждения, заглушает много добрых мыслей, часто ставит преграду братской помощи. Никто не любил бы своего ближнего, как самого себя, если бы слушал все те "но", которые можно сказать по поводу любого дела.

ГЛАВА XV

Кенелм направился к пасторскому дому. Но, подойдя к нему, он встретил джентльмена в платье настолько явно выраженного духовного покроя, что остановился и сказал:

- Не имею ли я честь говорить с мистером Летбриджем?

- Совершенно верно, - сказал пастор, приятно улыбаясь. - Чем могу служить?

- Вы сделаете мне большое одолжение, если уделите несколько минут, чтобы поговорить о некоторых ваших прихожанах.

- Моих прихожанах? Простите, но ведь я вас совсем не знаю, да, мне кажется, и в приходе никто вас не знает.

- В приходе? Нет, я в нем как дома и, по совести, думаю, что он никогда не знал большего непоседу, который так ввязывался бы в частные дела разных людей.

Летбридж вытаращил глаза и после небольшой паузы сказал:

- Я кое-что слышал о молодом человеке, который остановился у мистера Сэндерсона. В деревне только и разговору, что о нем. Вы...

- ...тот самый молодой человек! Увы, это я!

- Как проповедник слова божия, - ласково сказал мистер Летбридж, - я не могу одобрить вашу профессию и, если б осмелился, постарался бы уговорить вас оставить ее. Но все-таки, раз вы освободили бедную девушку от самого гнусного преследования и дали хотя и грубый, но хороший урок этому необузданному зверю, который так долго позорил и повергал в ужас всю округу, по совести, я не могу осуждать вас. Мнение большинства почти всегда справедливо, а вы заслужили похвалу всей деревни. Принимая во внимание это обстоятельство, я не могу не высказать вам и своего одобрения. Вы проснулись сегодня утром знаменитым. Не говорите же "увы"!

- Лорд Байрон проснулся в одно прекрасное утро знаменитым, а результатом было то, что он со вздохом говорил "увы" всю жизнь. Благоразумный человек должен избегать двух зол: славы и любви. Сохрани меня небо от того и другого!

Опять пастор вытаращил глаза; но, будучи характера мягкого и снисходительно взирая на все странности человеческие, он сказал, слегка наклонив голову:

- Я давно слыхал, что американцы в целом значительно образованнее англичан и читающая публика у них гораздо многочисленнее. Но когда я встречаю человека, цитирующего Байрона и выражающего чувства, которые свидетельствуют не о пылкой и неопытной юности, а показывают мужа зрелого, понимающего всю ничтожность и суетность человеческих желаний и потому достойного всяческих похвал в глазах истинного христианина - и в то же время избравшего своей профессией то, что, у нас по крайней мере, так мало ценится и уважается, право, я удивляюсь и... О, мой милый юный друг, я убежден, что вас готовили для какого-нибудь более благородного занятия!