Станислав Штейман - Волшебный жезл

Не спеша, полные достоинства и величия, выходили наши лучшие животные на свое пастбище. Они находились здесь под ласковым и внимательным наблюдением самого опытного караваевского пастуха Ивана Ивановича Нестерова. Он не только никогда не пользовался кнутом, но даже грубого слова или повышенного голоса животные от него не слышали. Всегда ласковый, заботливый, он, так же как и наши доярки, знал и любил каждое животное.

Стоило взглянуть на стадо рекордисток, пасшихся на своем пастбище, чтобы сразу заметить, что все они очень крупные, с крепким костяком, красивой, серебристой окраски, с чуть наклоненными вперед рогами.

Когда я глядел на это стадо, закрадывалось дерзкое предположение: быть может, это и есть та новая, никогда не существовавшая порода молочного скота, которую удалось создать с помощью «волшебного жезла»? Но эту мысль я от себя отгонял: она была слишком смелой. Я отлично знал, что выведение новой породы животных — дело чрезвычайно сложное. Оно требует долгих лет, кропотливого труда.

На всю жизнь запомнились мне те тревожные дни, которые мы с Ульяной Спиридоновной проводили возле Послушницы. Доведя ее удой до 60 литров в сутки, мы увидели, что животное могло съесть еще больше кормов и дать еще больше молока. Но мы понимали, что для каждого организма, как и для любой машины, существует предельная нагрузка, и нельзя эту нагрузку увеличивать до бесконечности. Может быть, 60 литров молока в сутки — это и есть предельная возможность Послушницы? Может быть, скормив ей еще больше кормов и получив от нее еще больше молока, мы тем самым потребуем от коровы невозможного и ее организм не выдержит исполинской работы?

И вот каждый день нам приходилось решать вопрос: увеличивать ли рацион Послушницы или закрепить его на этом уровне? Решить это было нелегко. Послушница была слишком ценным животным, чтобы можно было им рисковать.

Мы с волнением следили за состоянием коровы, стараясь уловить первые признаки усталости, чтобы прекратить раздой. Примерно через два месяца после отела суточный удой коровы был доведен до 62 литров. Животное по-прежнему было в хорошем состоянии, ее организм работал отлично. Велик был соблазн продолжать раздой, но я не поддался этому соблазну и принял решение дальнейший раздой прекратить, закрепив достигнутые результаты. Ведь нам нужны были не рекорды ради рекордов. Нам нужно было вырастить лучших животных, добиться выдающейся их продуктивности, чтобы эти животные служили ориентиром в нашей племенной работе.

На трехсотый день после отела общее количество молока, надоенного от Послушницы, составило 14 115 литров. Такого количества молока за триста дней лактации не давала еще ни одна корова в Советском Союзе. Но Послушница продолжала доиться. Всего от нее было надоено за лактацию 16 262 литра молока — больше, чем от прославленной Сегис Пьетердж Проспект.

А когда подсчитали, сколько же в надоенном от Послушницы молоке содержалось молочного жира, то оказалась совсем удивительная цифра — Послушница дала 639 килограммов жира, больше, чем мировая рекордистка Денди.

Послушница II стала мировой рекордисткой.

В новом телятнике были большие окна, много света, всегда сухо. Зимой и летом температура в нем сохранялась почти такая же, как на улице.

Если бы мы не запретили посторонним входить в телятник, то здесь всегда толпились бы люди: экскурсанты из других колхозов, приезжие из Костромы и Москвы, да и наши собственные ребятишки — школьники.

Наши ребята готовы были и в школу не ходить, лишь бы повозиться с телятами. Особенно интересовало ребят, как мы поили телят из соски. Ввели мы соски, конечно, не ради забавы. Надевая большую резиновую соску на поилку с молоком, мы достигали многого. Молоко в поилке меньше загрязняется, теленок пьет его спокойно, не захлебываясь, небольшими порциями, молоко не расплескивается. Наконец, если раньше телятница могла выпаивать из ведерка только одного теленка, теперь она сразу держала в каждой руке по поилке, и два теленка спокойно тянули из них молоко.

Но для ребятишек соски, да и сами телята были забавой — так, по крайней мере, казалось мне, пока я не застал однажды в телятнике Нину Смирнову — дочку Таисии Алексеевны.

Когда я вошел, то заметил бойкую девочку лет одиннадцати; она помогала матери. В одной клетке девочка сменила подстилку, потом стала поить двух телят, а заметив меня, испуганно спряталась за спину матери.