Иржина Троянова - Яна и Ян

— И Жачек про это узнал?

— Слива ему сам сказал, присовокупив, что, мол, если приглашаешь девчонку, то должен находиться в казарме или где-нибудь поблизости и ждать, когда тебя позовут к воротам, а не мотаться по роте, мол, девочка-то что надо и скучать она, видимо, не будет: ею занялся парень получше Жачека. Тот, конечно, расстроился, написал девушке письмо, но ответа не дождался… Остальное ты знаешь.

— Откуда тебе об этом известно, Вера? — изумился Лацо.

— Известно, потому что это меня интересует. — Она спокойно взглянула на него, потом на меня: — Ты что делаешь после работы, Янко? Если есть свободное время, я могу пригласить тебя на одно мероприятие.

— Вот это да! — только и сказал Лацо.

Как только мы с Верой вышли из казармы — я впервые уходил вовремя, — на нас набросилась целая ватага ребятишек. Собственно, не на меня, а на нее. Я оторопел.

— Пошли-пошли, — Вера, смеясь, взяла меня под руку. — Теперь наконец дошло, что я пригласила тебя на встречу с пионерами?

На встречу с пионерами! А мой лучший друг, наверное, теряется в догадках. Прервав мои размышления по этому поводу, ко мне подбежала девчушка-дюймовочка — за ушами две тугие светлые косички, и в каждой — по огромному, словно крыло бабочки, банту. Она доверчиво взяла меня за руку:

— Ты будешь нашим вожатым вместо Гонзы? А в шарики ты умеешь играть?

Мне очень захотелось, чтобы у нас с Яной родилась девочка. Вот как эта, например… Шарики… Черт побери, когда же я последний раз играл в шарики?

— А пускать змея будем? — спросила другая девочка, тоже с косичками, спускающимися по ее спине двумя блестящими черными змейками.

— А умеешь стрелять из духового ружья? Но только так, чтобы, что ни выстрел, то прямо в цель? — спрашивал мальчишеский ломающийся голос.

Следующий мальчик допытывался, умею ли я водить танк и придумывать игры и что мне известно о планетах. Короче, меня проверяли так основательно, что я даже вспотел. Мысль, что я вряд ли справлюсь с ролью вожатого, становилась все более навязчивой. Вот разве что танк выручит. Но конкуренции с неизвестным мне Гонзой я ни за что не выдержу.

— …Мы делали с Гонзой змея, а клей не хотел вылезать из тюбика. Тогда Гонза нажал, и клей ка-ак вылетит…

— …Только с другого конца, и прямо Гонзе на форму. И так прилип, что мы никак не могли его отчистить и стали плакать…

— …Это вы плакали. Девчонки всегда плачут…

— …Еще бы! А вдруг командир не отпустил бы больше Гонзу за такой проступок?.. Но он отпустил, хотя клей отчистить не удалось, и Гонзе выдали новую форму.

— …Он купил нам шарики, и мы состязались у реки на звание лучшего игрока. А Блоха думал, что выиграет…

— …Этот Блоха, товарищ поручик, такой завистливый, всегда хочет выиграть. Однажды он перевернул ведерко. Знаете такую игру — нужно ходить с завязанными глазами среди ведерок, полных воды?..

— …Лучшим игроком стал Гонза, но он все шарики нам опять раздал. Блоха бы ни за что этого не сделал, и никто другой, кроме Гонзы. А он нам еще пастельные карандаши купил…

— …Сейчас он с нами не занимается, потому что гагаринцы попросили его помочь им подготовиться к конкурсу… Да с Гонзой любой конкурс выиграешь, он все на свете умеет… А ты его не знаешь? Ты не знаешь нашего Гонзу?

Это, конечно, звучит парадоксально, но Вера и ее пионеры познакомили меня с одним из моих танкистов. Разумеется, я его знал. Десятник Гонза Жальский — командир второго танка в первом взводе, отличный боец. Перед уходом в армию комсомольская организация больницы, где он работал лаборантом, рекомендовала его кандидатом в члены партии. Он член бюро Союза социалистической молодежи роты.

Биографию каждого солдата своей роты я мог бы рассказать наизусть, но в том-то и дело, что каждого из них я пока больше знаю по анкетам. А я ведь на собственном опыте убедился, что нигде человек не общается так активно с другими людьми, как в армии, однако при этом он может чувствовать себя ужасно одиноким.

Как много значила для меня на действительной службе дружба с Лацо, Вашеком, Пушкворцем! А сколько неприятностей доставили мне Поспишил и водитель моего танка верзила Мелишек! И как по-отечески выручил меня из нависшей надо мной беды майор Рихта! Он никогда не играл роль добренького папаши — он был для этого слишком молод. Он никогда ни на кого не кричал, но перед ним терялись даже самые дерзкие солдаты. Его подчиненные учились у него мужеству, прямоте и честности. Только благодаря ему я стал офицером и командиром. А стал ли? Какое емкое это слово — командир!