Иржина Троянова - Яна и Ян

Здесь у меня появился хороший друг — Лацо. Он так же, как и ты, фанатично предан музыке. Он даже учился в консерватории по классу фортепиано, но однажды автобус, в котором он ехал, налетел на грузовик. Никто из пассажиров не пострадал, и только Лацо сломал два пальца на левой руке. Какая ирония судьбы — именно он, пианист, сломал два пальца! Консерваторию пришлось оставить и осваивать профессию часовщика. Девушки у него нет, но он усердно переписывается с какой-то Верой, которая учится на военных курсах. До сих пор они не виделись. Он боится, что при встрече не понравится ей, а он довольно красивый парень. Только волосы у него рыжеватые, однако не такие, как у твоего Орешка. Извини, слово «твоего» беру обратно…

…Мои любимые «анютины глазки», пишу вам почти каждый день, но хочется писать еще и еще. Таким образом я разговариваю с тобой. Вот бы изумилась пани Бартова, которая вела у нас в девятом классе чешский язык и частенько ругала меня за сочинения… За скудость мысли и малый объем…»

«…Наконец-то я видел тебя, Яничка. Теперь я чувствую себя так, будто заново родился, а то просто умирал от тоски. А знаешь, что сказал Лацо, когда вы уехали: «Я боялся, Янко, что твоя девушка какая-нибудь модница, зараженная снобизмом, потому что на красивых парней, как ты, обращают внимание именно такие. Но она — как яблоневый цвет». Ты и вправду была похожа на яблоневый цвет.

Меня страшно бесило только, что мы вынуждены были сидеть с моим отцом и твоей матерью в битком набитом ресторанчике, потому что на улице лил дождь. Наши родители увлеченно беседовали, а мы держались под столом за руки и смотрели друг другу в глаза. И все-таки это были счастливые минуты.

В пятницу со мной произошел нелепый случай. Сразу после зарядки меня вызвали к командиру взвода. Я подошел к нему и, забыв, что только в майке и трусах, вскинул руку к голове и доложил о прибытии. Ребята чуть не умерли со смеху…

Сегодня воскресенье, мне дали увольнительную, а я, вместо того чтобы куда-нибудь пойти, пишу тебе письмо. Без тебя, моя любимая, мне и воскресенье не в радость. Лацо тоже остался в казарме — он слушает по транзистору концерт симфонического оркестра. А в это время разговаривать с ним, как и с тобой, бесполезно.

На следующей неделе нас уже отправляют в сержантскую школу. Надеюсь, что школа находится недалеко от Праги, и тогда мы сможем встречаться чаще…»

Мое чтение прервал знакомый шорох в башенке — это Квидо готовится к вылету. Значит, дождь прекратился. Я открыла окно. По небу плыли низкие, дождевые тучи, и лишь кое-где между ними проглядывали звезды. Все было как в прошлом году. Только я теперь совсем не такая, какой была год назад.

Снаружи помещение бассейна с тренажером выглядит как большой сарай, внутри же оно напоминает бассейн «Подоли». Но только приблизительно, потому что бассейн намного больше и там не стоит герметически закрываемый макет танка. И потом, здесь нет девушек в купальных костюмах, а есть лишь молодые танкисты, которые учатся действовать в аварийной обстановке, если таковая возникнет во время форсирования водной преграды по дну. Происходит это следующим образом. Экипаж садится в «танк», задраивает все люки. Потом в тренажер подается вода из бассейна. Когда «танк» полностью скроется под водой и столб воды достигнет определенного уровня, экипаж по команде руководителя заполняет его водой, надев предварительно специальные противогазы, потом открывает люки и проходит через проем в бассейн, где и выбирается из воды. В случае каких-то осложнений предусмотрен аварийный сброс воды из тренажера в бассейн. Сама по себе эта операция не совсем приятная и сопряжена с определенной опасностью.

Около тренажера выстроился наш экипаж. Все спокойны, кроме Пушкворца, который, как мне кажется, вот-вот упадет в обморок. На ногах он еще держится только потому, что я то и дело бросаю на него угрожающие взгляды. Да, ненадежный у нас заряжающий. Скорее бы уж нас отправляли под воду.

— Сигналы запомнили? — спрашивает новый командир роты капитан Рихта.

Мы киваем. И Пушкворец тоже. Танкисты из остальных экипажей понимают, что в данном случае мы выступаем в роли первопроходцев. Командир в последний раз советуется о чем-то с четаржем [2] Приравнивается к званию «сержант» в Советской Армии. — Прим. ред. Скалкой и инструкторами, а Пушкворец пользуется этим и, уставившись на меня невинными голубыми глазами, шепчет:

— А сколько раз нужно дернуть шнур, если станет плохо?