— Ну как, нравится тебе здесь? — спросила Яна улыбнувшись.
— Очень. Смотрю и не могу насмотреться. Так же, как на тебя. Но что это сегодня с тобой? Случилось что-нибудь?
Улыбка на ее лице тут же погасла.
— А что со мной могло случиться?! — У нее снова был чужой, безразличный голос. — И… нам нужно возвращаться. Скоро стемнеет.
— Что за фантазии? Тащишь меня в гору, невзирая на мой солидный возраст, открываешь мне такую красоту — и сразу же возвращаться? Да я не сдвинусь с этого места! Иди сюда, посидим немножко.
Она нерешительно присела на куртку, которую я расстелил под выступом скалы. Он защищал нас от ветра, поднявшегося с наступлением сумерек. Было тихо и тепло, как в пещере. От Яниных волос веяло знакомым ароматом свежести. Они были нежные и мягкие, как ее кожа.
— Яна! Мои «анютины глазки»! — сказал я и попытался обнять ее, но она выскользнула из моих рук, чуть отодвинулась и обхватила руками свои колени.
— Что ты хотел мне сказать?
Я сразу протрезвел — она играет со мной! Я знал, что девушки прибегают к этому средству, чтобы убедиться в своей власти над нами. Но Яна была необыкновенной девушкой. У нее, наверное, что-то случилось. Я не стал ни о чем расспрашивать. Если захочет, сама расскажет.
— Сегодня меня вызывал директор. Уговаривал поступать в институт. Направление уже в кармане…
— А ты не хочешь?
— Нет. Я долго отказывался, но потом мне пришло в голову, что об этом надо с тобой посоветоваться.
— Что я могу тебе посоветовать? — сказала она, пожав плечами. — Я знаю только, что многие ребята были бы рады, если бы смогли учиться. Вот, например, Орешек. Он страстно желает поступить в Академию музыкального и театрального искусства, но не может, потому что должен содержать мать. Тебе-то легко!..
— Ты так думаешь? — моментально отреагировал я и почувствовал, как захлестывает меня злость и на Орешка, и на нее. — По-твоему, Орешек — герой, а я… мне, одним словом, все падает с неба! Да известно ли тебе, что я вообще не хотел быть строителем, и тем не менее вкалываю на стройке, как вол. А какой от этого толк? Если меня и хвалят, то, скорее всего, из-за отца…
Мои слова не были пустой болтовней. У отца на стройке действительно был большой авторитет, и я чувствовал, что из-за этого ко мне относятся несколько иначе, чем к другим ребятам. И это меня бесило. Я не хотел жить за счет чужой славы, хотел пробивать себе дорогу самостоятельно. Поэтому и на службу в армии я смотрел не так, как многие мои сверстники. Там меня никто не знает, я буду одним из сотен новобранцев, и трудности нам придется преодолевать одинаковые.
Я довольно сбивчиво рассказал обо всем этом Яне. С Иваном, конечно, говорить о таких вещах легче: к службе в армии у нас хорошее отношение еще с мальчишеских лет, потому что над нашим пионерским отрядом шефствовали военные. Это были настоящие друзья. Когда наступили каникулы, они организовали для нас спортивный лагерь. Мы вели почти солдатскую жизнь — палатки, караулы, тревоги, ходьба по азимуту, состязания в стрельбе, спортивные игры, а главное — они возили нас в близлежащую воинскую часть. Там впервые в жизни мне разрешили влезть в танк. Никто не вызывал во мне такого восхищения, как танкисты в черных комбинезонах. Я уже представлял, как сижу на месте командира в башне…
Разумеется, многое с того времени стерлось в памяти, и я уже не тот пятнадцатилетний мальчик, каким был когда-то, но, наверное, до самой смерти я не забуду командира танкового полка, который вечером у костра поведал нам о своем боевом крещении на Дукле. Ему в ту пору было только на четыре года больше, чем нам, и в полку он числился стрелком-радистом.
Слушая его рассказ, я мысленно переносился на Дуклу, и мне казалось, что я провел с ним ночь перед наступлением. Я представил себе все так, будто в действительности был танкистом.
Ночь была на исходе, все ждали сигнала к наступлению. Еще час, еще полчаса… Послышался гул орудий — началась артподготовка… Еще десять минут — и раздалась команда: «Вперед!» За танками поднялась в атаку пехота. Противник открыл противотанковый огонь…
— А что бывает с танком, когда его подбивают? — услышал я рядом с собой голос Яны. Ее большие глаза сверкали в полумраке. Я опомнился, поняв, что слишком увлекся рассказом. А ведь хотел поговорить с ней совсем о другом!
— Яничка, какой же я дурак! Наговорил тебе тут с три короба вместо того, чтобы просто сказать: я люблю машины и с большим удовольствием пошел бы служить в танковую часть. Понимаешь?
Читать дальше