Гонзик ворвался в переднюю, на удочке у него отчаянно бился карась. Этого только не хватало! Вслед за ним прибежал со своим уловом Ярда. Значит, они опять ловят рыбу в ванной.
— Да это же почти что кит! — оценила Ирена карася. — А ты — охотник за китами.
Гонзик взглянул на нее испытующе: не подтрунивает ли? Потом он снял рыбу с крючка и небрежно, но с достоинством подал Ирене. Это был такой великолепный жест, что мое сердце наполнилось материнской гордостью. Однако при виде рыбы я вновь почувствовала невыразимое отвращение, К счастью, Ян уже проводил Ирену в гостиную, где они полностью переключились на Гонзика.
— Что это ты сюда забилась? — заглянул он немного погодя в спальню. — Я предполагал, что ты будешь сердиться, но не до такой же степени… Человек у нас в гостях, а ты, видите ли, не изволишь…
— Хорошо-хорошо, я сейчас приду, — прервала я его возмущенную тираду.
Мне стало уже лучше. Только бы не вспоминать об этой рыбе! Я попросила Яна куда-нибудь ее выбросить и спустить воду из ванны.
— Что с тобой? — неожиданно забеспокоился он. — Ты какая-то бледная и усталая.
— Это все от рыбы, — немногословно объяснила я и попыталась переключить его внимание: — Иди предложи Ирене принять душ…
Я причесалась, подкрасила губы, но потом стерла помаду: с ней я казалась еще более бледной. На вешалке висело длинное платье из скользящего шелка цвета пармской лазури. Я вспомнила прекрасное воскресное утро, когда нам было так хорошо, и… С лихорадочной поспешностью я выдвинула ящик туалетного столика, вынула из него календарик. Так и есть. Теперь понятно, откуда все эти недомогания, вялость, обостренная чувствительность, отвращение к рыбе…
Из соседней комнаты доносился смех Яна. Пока он не должен ничего знать. А может, ничего еще и не случилось…
Дрожащими руками я положила на поднос то, что было в холодильнике, поставила кипятить воду и вошла в гостиную. Вера и Лацо были уже там. Лацо обнял меня так нежно, что на душе как-то сразу полегчало. Я бы с удовольствием даже поплакала у него на плече, но надо было держаться. Я накрыла на стол, принесла кофе и включилась в общую беседу, будто ничто, кроме этого, меня и не занимало. «А из меня могла бы получиться неплохая актриса…» — отметила я, взглянув на себя со стороны.
— …Она напоминает мне Джульетту, — убежденно говорила Ирена. — Такая же нежная, изящная, восторженная и в то же время целеустремленная, мужественная… Короче, у нее есть все данные, чтобы сыграть героиню Шекспира.
— Вряд ли так думает Ромео, — недовольно пробурчал я, потому что говорила она о Яне.
— Думаю, что Ромео ее не всегда понимает, — возразила Ирена после некоторого колебания. — Я бы сказала… — Она посмотрела на меня и быстро спросила: — Впрочем, может, вы не хотите об этом говорить?
Я не хотел.
Мы сидели с Иреной в вагоне-ресторане вдвоем. Лацо и члены агитбригады страстно спорили в купе о том, уничтожает ли техника в человеке все человеческое или человек очеловечивает технику. А у меня от своих проблем голова шла кругом.
Ирена пила сок, а я заказал себе немного коньяку. Сейчас мне это было необходимо. Я, конечно, не большой специалист по вопросам семейной жизни, но тем, кто намеревается жениться, все-таки мог бы дать один замечательный совет: приготовься к тому, что в семейной жизни всегда будешь виноват ты. Сломала ли твоя жена ногу, испортился ли телевизор, не пришел водопроводчик или электромонтер, пошел дождь во время воскресной экскурсии, а она забыла плащ — в любом случае виноват ты. Смирись с этим и не протестуй. А все потому, оказывается, что ты ее не понимаешь. Да и есть ли на свете мужья, которые понимают своих жен? Даже Лацо, наш признанный философ, в данном случае бессилен. Что же тогда взять с нас?
Мы сидели молча, а за окном навстречу нам бежал поблекший пейзаж. Поздняя осень. Вдруг в окно, словно желтая птица, залетел кленовый лист. Он напомнил мне далекую осень, палатку у танкодрома. И тогда с деревьев дождем осыпались листья, от реки, из тумана, неслышно подкрадывались сумерки, а рядовой Захариаш пел свои грустные песни. «Ах, это время ветром унесло…» Интересно, чем занимается сейчас этот странный парень, который хотел спать у окна, чтобы видеть небо, и в тетрадь по технической подготовке переписывал стихи? Под конец службы он стал отличным наводчиком.
И снова меня охватила какая-то странная тоска. Не хотелось ехать в академию, но и дома оставаться тоже не хотелось. Уехать бы куда-нибудь, выйти на маленькой незнакомой станции и укрыться там на несколько дней! И опять откуда-то нахлынуло это навязчивое чувство, будто что-то безвозвратно ушло из моей жизни, как ушли когда-то утренние осмотры, вечерние поверки и песни у солдатского костра…
Читать дальше