Филиппо Маринетти: Очарование Египта [litres]

Часом позднее в тенистом саду виллы Амброн 5моя душа сливалась с огромным «ficus elastica» 6, чьи широкие листья укоренялись в земле, подобно зелёным воспоминаниям, которые, в свою очередь, были озабочены тем, чтобы породить новые зелёные растительные воспоминания. В таком же спокойном и уверенном ритме на следующий день в королевском дворце Каира король Фуад 7проиллюстрировал для меня систематический и быстрый прогресс Египта.

Слушая его, я размышлял о мусульманской ценности фески, упразднённой Кемаль-пашой 8в Турции, потому что она порождала пассатистские 9настроения. Среди всех головных уборов феске труднее всего было бы придать воинственный или царственный вид. Плавные линии фески короля Фуада органично переходили в чувственные изгибы его щёк, образуя совершенный овал.

Его тонкие губы кривились в улыбке под свисающими усами, а сам он очень напоминал конных султанов под двойной аркой двойной турецкой сабли и полумесяца.

С жестами владельца, стоящего посреди своих федданов, 10только без привычного зонтика из серого шёлка, он прославлял теперь новый приморский город, чьи великолепные кварталы из мрамора, стекла, электричества, неона росли и множились на глазах до самой пальмовой рощи Виктории, Мекс, утративший свои ветряные мельницы, чтобы молоть зерно, используя силу пара, осушенные озёра, изобильные рынки тканей, драгоценностей, сластей выпечки, уже опустошённые механическими скоростями, толкотня в переполненных арабами трамваях, которые, казалось, уносят и сбрасывают их прямо в море, плотно утрамбованные запахи краски вкусы благовония и смрад, которые героически противостоят натиску европейской современности в районах Каира.

Я говорил себе: никогда больше я не попробую свежие и сочные устрицы моих пятнадцати лет среди бирюзовых деревянных кривых кабинок для купания в Рамле, 11чьи металлические опоры дрожали при каждом порыве ветра! Никогда больше не впитаю я глазами и ноздрями это море из прекрасного солёного зелёного стекла, в которое отец когда-то грубо швырнул моё детское тельце, чтобы научить меня презрению к спасательному кругу.

Внезапно король Фуад сменил тон, возможно, он почувствовал, какая трагическая борьба между канувшим в вечность тяжёлым прошлым и пришедшим ему на смену великолепным будущим, бушевала в моей душе. Стремительные жесты и голос Его величества вновь приобрели свойственную мусульманам значительность:

– Сегодня я присутствовал на интересном концерте египетской музыки. Будущей зимой я собираюсь организовать и провести здесь, в Каире первый конгресс арабской музыки. Все композиторы, все странствующие исламские музыканты и импровизаторы будут приглашены вместе со своими инструментами и примут в нём участие. Мы обсудим то, каким образом лучше всего развивать музыкальный гений наших народов, сохраняя старые традиции и, вместе с тем, создавая новые оригинальные произведения.

В то время как король Фуад говорил, его руки с женским изяществом совершали движения в воздухе, как будто в поиске прекрасных песнопений минувших времён, призывных голосов муэдзинов, погонщиков верблюдов, пастухов и моряков. Несомненно, ему хотелось бы соединить их всех в одновременно гармоническом и политическом синтезе. Возможно, что с помощью даже самой вдохновенной арабской музыки было бы невозможно соблазнить и очаровать купидона, жестокую армаду Европы, которая слишком страстно обхватила богатый и созерцательный Египет.

С помощью сладостной египетской кантилены, льющейся вначале сквозь сомкнутые губы, при – обретающей затем печальное сдержанное и постоянно возобновляемое носовое звучание, можно было бы, наверное, растрогать, расшевелить и, наконец, разрешить сложную и заковыристую проблему Суэцкого канала, загромождённого и уже почти закупоренного бесконечными бумагами Лиги Наций. Однако в то же время мудрому королю приходилось противостоять торговле кокаином, погрузившем в наркотический дурман его дорогие селения, он мечтал с помощью искусства утихомирить свой непокорный народ, чьи честолюбивые тщеславные порывы, в противном случае, могли бы быть подавлены с самоубийственной жестокостью.