Евгений Левандовский - Огнем опаленные

Сегодня все было по-иному. У каждого дома о чем-то переговаривались люди. У всех озабоченные лица. Необычно притихшие дети молчаливо толпились возле взрослых. Казалось, все население поселка вышло на улицу обсудить важные новости. Дом дяди Миши был вторым от края, поэтому как только Юрасовы появились на улице, он бросился им навстречу.

— Война! — еще издали прокричал он. — Немцы сегодня ночью начали войну!

Дядя Миша рассказал, что он уже был в военкомате и получил повестку на завтра, что и Андрею надо туда сходить за повесткой, а завтра к десяти утра быть с вещами у военкомата…

На следующий день утром вся деревня пошла на станцию. В каждом доме кого-нибудь провожали. В деревне остались только женщины, старики и дети.

С заплаканными лицами, покрасневшими от слез глазами шли женщины провожать мужей, братьев…

В военкомате было не протолкнуться — со всех соседних деревень района пришли люди. Кольку огорчало, что папка так и не надел военную форму — повезут в областной центр и только там ее выдадут.

Всех призванных построили, и они, окруженные плотным кольцом провожающих, направились к железнодорожной станции. Там уже стоял состав из стареньких вагонов пригородного поезда.

На всю жизнь запомнил Колька этот день. Как папка подхватил Кольку на руки, прижался к нему своими мягкими пшеничными усами, как другой рукой прижал к себе маму.

Они долго стояли так, все втроем, обнявшись. Мама что-то быстро, быстро говорила. И в ее словах сквозь всхлипывания ничего нельзя было разобрать, кроме одного слова, повторявшегося на все лады: «Андрюша, Андрюшенька, Андрейчик, Андрюшка…»

А потом команда: «По вагонам!» — прощальный гудок паровоза и стон, крик вдогонку отъезжающему составу и громкий голос мамы: «Андрюшенька! Милый!..»

Отстучали и скрылись за водокачкой вагоны, а провожающие долго еще бежали вслед за поездом, а потом медленно, нехотя стали растекаться ручейками в разные стороны — пошли по домам.

Колька шел рядом с мамой. Она на ходу утирала слезы, всхлипывала. Рядом шли женщины из их деревни. Шли молча, каждый занятый своими мыслями, своим горем…

Когда подходили к лесу, услышали гул самолетов. К станции на большой высоте целой тучей, как пчелиный рой, подлетали самолеты, и Колька остановился, залюбовался ими. Остановились и женщины. Запрокинув головы, все смотрели в небо.

А от этой стаи вдруг отделились несколько самолетов и резко пошли вниз. Вслед за ними еще несколько. Воздух распоролся тревожным визгом, затем раздались взрывы. Над станцией, над поселком взметнулись клубы дыма, сверкнуло пламя над крышами. Из домов выбегали женщины и дети.

Колька как завороженный стоял на опушке леса. Отсюда был виден весь поселок. Видно было, как бегают люди, как они размахивают руками посреди улицы. А воздух продолжал сотрясаться взрывами, трещоточным стрекотом пулеметов, визгом пикирующих самолетов, а все это вдруг заглушил протяжный и отчаянный женский крик: «А-а-а-а!»

Поселок пылал. Самолеты еще некоторое время покружились над ним, продолжая нести смерть и разрушение, кровь и ужас, а затем, словно по команде, группами кинулись вдогонку только что ушедшему поезду.

Самолеты скрылись за лесом, а люди стояли в оцепенении и смотрели на поселок, который на их глазах превратился в груду горящих развалин. А вдали вновь загремели взрывы, затрещали пулеметы, из-за леса взметнулся высокий столб дыма. И тут кто-то из женщин закричал:

— Наших бомбят! У моста!

И разом все сорвались с места, кинулись через поле, к дальнему лесу, туда, где рвались бомбы, где разрастающийся столб дыма подтверждал догадки женщин — эшелон с их близкими разбомбили.

…Колька старался не отставать от матери, которая вместе с другими бежала впереди.

Так, ни на секунду не останавливаясь, задыхаясь и обливаясь потом, они молча пробежали поле, добежали до дальнего леса и, не обращая внимания на густые заросли, больно хлеставшие ветками по лицам, рукам и ногам, выскочили из леса и на секунду оторопели — остановились. Состав, который они только что провожали, стоял около разрушенного моста. Паровоз окутан клубами дыма и пара, вагоны горели…

И вновь все бросились вперед. Сбрасывая на ходу туфли, теряя косынки, женщины кинулись к поезду.

А там уже сновали люди, вытаскивали из вагонов раненых. Подбегая, Колька видел, как мама прямо с разбегу, с истошным криком «Андрюшенька!» упала на колени у лежащего около насыпи отца, обхватила руками его голову, прижала к своему лицу.