Через неделю после открытия тотализатора между Джоном и миссис Уэст произошла жестокая ссора. Джон обозлился и заявил матери, что ему наплевать, нравится ей его дело или нет: он может уйти из дому и жить где-нибудь в другом месте. Она заплакала и попросила его остаться. Мало-помалу она снова впала в угрюмую озлобленность, и атмосфера в доме опять стала натянутой и напряженной.
На фасаде лавки все так же красовалась вывеска, все так же виднелся в витрине покрытый пылью, никому не нужный цибик чая, но входная дверь всегда была на запоре и укреплена цепями и толстыми железными прутьями. Клиентов пускали только с черного хода.
За три месяца дело Джона Уэста приобрело такой размах, что он снова взял на службу своего брата Джо и Джима Трэси. Произошло это за месяц до прекращения стачки на обувной фабрике, кончившейся компромиссом с хозяевами. Джо вернулся к работе в тотализаторе, уверовав в то, что полицейских налетов больше не будет, а Джима Трэси толкнула на это нужда.
Усилившаяся эпидемия игорного азарта вызвала новую волну возмущения: с церковных кафедр гремели обличительные проповеди, в редакцию местной газетки сыпались протесты; даже мельбурнская пресса раза два упомянула о тотализаторах в Керрингбуше.
Целых полгода Джон Уэст соблюдал крайнюю осмотрительность; но затем он пришел к выводу, что Девлина, видимо, так поразила щедрая помощь, оказанная Джоном католической церкви, что он решил пожаловать ему неприкосновенность. Джон Уэст стал пренебрегать мерами предосторожности. И вот однажды, субботним вечером, в середине 1895 года, запряженная четверкой карета, битком набитая людьми, промчалась по Джексон-стрит и свернула на Силвер-стрит. Когда полицейские стали выскакивать из кареты у задних ворот лавки, караульный Джона Уэста узнал в одном из них самого констебля Грива. Поднялась суматоха, все успели сбежать во двор миссис Моран, кроме злополучного Джима Трэси. В довершение беды он держал в руках пачку билетов и три картонных щита, которые и послужили вещественными доказательствами его вины. Но если в лавке Каммина полиции удалось задержать только Трэси, то налет на два другие тотализатора оказался успешнее: один из владельцев был арестован самим Девлином, другой — констеблем Броганом.
Поздно вечером Джон Уэст взял на поруки насмерть перепуганного Трэси. Джон попытался подбодрить его, посулив уплатить за него штраф, но Джим поплелся домой к жене весь бледный и дрожащий от страха.
Столичные газеты напечатали подробный отчет о суде над владельцами тотализаторов, и это событие вызвало большой интерес в самом Керрингбуше и за его пределами.
Суровый молодой судья, который в прошлый раз судил Джона и Джозефа Уэст, в своем заключительном слове упомянул о «преступнике, не сидящем на скамье подсудимых», и приговорил всех обвиняемых к трем месяцам тюрьмы, без замены штрафом. Изумлению и злобе Джона Уэста не было границ. Джим Трэси побледнел как полотно и почти в обмороке упал на скамью.
Джон Уэст видел, как Джим, унылый и пристыженный, прощался с женой. Миссис Трэси, маленькая, бедно одетая, уже поблекшая женщина, обняла мужа и, еле держась на ногах, судорожно всхлипывая, вышла из притихшего переполненного зала суда. Джон Уэст догнал ее и сделал неловкую попытку сказать несчастной женщине что-нибудь в утешение. Она подняла голову, посмотрела на него из-под прядей волос, упавших ей на лоб, и сказала, с трудом подавляя рыдания, но смело и гневно:
— Ну, теперь вы довольны?
Однажды вечером, месяца полтора спустя, констебль Броган в штатском платье явился к Джону Уэсту на дом с черного хода.
— Можно поговорить с вами с глазу на глаз? — спросил он, когда Джон Уэст отпер дверь.
Они обогнули дом и подошли к воротам.
— Девлин не посылал меня, но… — запинаясь, заговорил Броган.
— И вы, и ваш Девлин можете катиться ко всем чертям, если желаете знать! — сказал Джон Уэст. «Вот собака, — подумал он, — сколько перебрал у меня денег, а что толку?»
— Э-э-э… Вы меня не поняли, — поежившись, продолжал полицейский. К Джону Уэсту он относился так, как любой взяточник относится к дающему взятку: угодливо, но зная наперед, что, как ни старайся, будешь получать щелчки.
— Отлично понимаю, — сказал Джон Уэст. — Вы боитесь, что я расскажу про деньги, которые я вам платил.
Джон Уэст вовсе этого не думал. Но его душила злоба, оттого что пришлось прикрыть тотализатор и унизиться до букмекерства; ему хотелось хоть чем-нибудь отомстить полиции.
Читать дальше