Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Эй, паренек. Мне надо с тобой поговорить. — Водитель улыбнулся мне широкой улыбкой, которую помню до сих пор. Я отвернулся и пошел быстрее.

— Эй, могу тебя подбросить, — продолжил он. — Садись. Сейчас дождь польет.

— Нет, спасибо.

— Мама учила тебя не разговаривать с незнакомыми людьми? Правильно. Но я-то тебе совсем даже не незнакомый.

— А кто вы?

— Не узнаешь? Давай, — сказал он, нагибаясь, чтобы открыть дверь машины, — залезай.

— Мне надо домой, — сказал я. Отвернулся и быстро зашагал подальше от него.

На следующий день вечером был обед у Уилкоттов. У папы лицо было искажено от боли, когда он перед зеркалом в коридоре старался пригладить свои пушистые сахарно-ватные волосы. Расчесывал он их гребнем, выигранным мной на летнем фестивале в школе Св. Пия, когда надо было опустить магнит в живот рыбы, полный разных дешевеньких призов. Несколько раз он прихлопывал волосы по бокам головы, но видел, как они сразу же начинали медленно подниматься, напоминая раскрывающиеся зерна кукурузы, которую жарят в духовке. Я знал, что ему не хочется идти к Уилкоттам, и даже случайно услышал, как он обсуждал с тетей Бесс возможность своего отказа. Всегда бывало заметно, что ему становится не по себе, когда с ним разговаривают, и все знали за ним привычку скрываться на вечеринках в туалете, где он просиживал по часу, а то и больше. В конце концов, он решил, что проще будет пойти, а не звонить миссис Уилкотт и сообщать ей, что он не придет.

— Я хочу, чтобы ты глаз не спускал с брата, — сказал он мне, в очередной раз стараясь пригладить волосы. — Думаю, что лучше будет держать все ножи и вилки вне пределов его досягаемости.

— А ложки? — спросил я.

— Ложки — это не страшно, — ответил он, помедлив немного.

В холл, держа бокал с вином, вошел дядя Фрэнк.

— Во сколько начало обеда? — Увидев папу, он отступил на шаг и произнес: — Вау! Что это ты, черт возьми, на себя напялил?

Папа перестал расчесывать волосы и осмотрел одежду. На нем были белые брюки, белая рубашка с коротким рукавом и белые носки. Ансамбль дополняли массивные осенние туфли, черные, на толстой подошве, которые он всегда носил и которые напоминали мне надувные спасательные плоты.

— Боже мой, ты же на молочника похож, — сказал дядя Фрэнк. — Только не белое, прошу тебя.

— Да? — сказал папа, прочищая горло. — Я как раз думал, не надеть ли мне спортивный пиджак.

— Какого цвета? — спросил дядя Фрэнк. И добавил: — Не белый, надеюсь?

— Вообще-то белый, — ответил папа замирающим голосом.

— Синий у тебя есть?

— Да, — ответил я за него. — Мама купила ему в прошлом году. Для обеда на факультете.

— Ах да, — вспомнил папа. — Ведь правда.

— Ну, уже лучше, — заметил дядя Фрэнк.

Пока папа одевался наверху, дядя Фрэнк взял меня за плечо и потянул на кухню, где зашептал:

— Присмотри-ка ты за этой Уилкотт сегодня вечером. Выясни, что у нее на уме, чего ради она его позвала.

Я кивнул головой. Мне страшно нравилось, что дядя Фрэнк так доверял мне, и, несмотря на то, что, как правило, не понимал, о чем он говорит, твердо решил помочь ему всем, что в моих силах.

— Надо придумать, что нам с ней делать. Надо решить, отпустить ли все, и пусть плывет по течению, или, — тут он сделал паузу, и лицо у него приняло мрачное выражение, — или брать дело в свои руки.

Я хмуро кивнул:

— Все сделаю.

Когда папа опять спустился вниз, дядя Фрэнк сказал:

— Теперь лучше. Немного. В любом случае тебе надо принести что-нибудь этой женщине. Может быть, вино? Торт? Арбуз? Ну, что?

— Я об этом не подумал, — сказал папа. — Да, по-моему, надо это сделать. Но в магазин обычно ходит тетя Бесс. Интересно, не купила ли ли она что-нибудь подходящее?

— Раньше надо было думать, — сказал дядя Фрэнк. Тетя Бесс на несколько дней вернулась к себе в Милуоки, чтобы взять побольше одежды и проведать Бейбера, Алики и Азу, трех своих кошек, за которыми присматривала ее подруга.

— Ладно, тоже мне проблема, я сейчас сбегаю в магазин и возьму что-нибудь, — сказал дядя Фрэнк.

Мы стояли на переднем крыльце и ждали дядю Фрэнка. «Собачка» Томми бегала кругами по лужайке, гоняясь за мотыльками, которых, кроме нее, никто не видел. Папа, державшийся в синем пиджаке очень скованно, с напряжением всматривался вдаль, прищурив от света глаза. Когда дядя Фрэнк появился с тремя бутылками вина, папа взял у него бутылки и поблагодарил.

— Ну, пошли, — сказал дядя Фрэнк.

Папа удивился:

— Но ты же с нами не идешь.